Долгое время меня не оставляло смутное и, вероятно, ошибочное ощущение, будто все это каким-то образом связано с твоим биологическим отцом. Человек, которому полагалось бы служить тебе образцом и ориентиром, в твоей жизни отсутствовал, и не просто отсутствовал, ты даже не знал, кто он, и мне казалось, это привело тебя к куда более сильному личностному кризису, чем тот, какой обычно претерпевают все тинейджеры.
Сам ты всегда говорил, что не очень-то и хочешь знать. Презрительно фыркал, когда слышал про людей, которые выросли, не зная своих биологических родителей, ведь в таких историях, будь они описаны в романах или сняты в кино, вопрос о настоящих матери и отце был важнейшим в жизни главного героя. Они создавали впечатление, будто тот, кто не знает имен своих биологических родителей, никогда не изведает счастья, всегда будет чувствовать нехватку чего-то существенного, а его жизнь — осознанно или бессознательно — станет непрестанными поисками собственных корней. Эти поиски могли принять вид погони за все новыми и новыми сексуальными партнерами, за алкогольным забвением, за разными формами религиозных переживаний или за политическими и идеологическими «отцами», но в конечном итоге речь шла об одном: о поисках биологических родителей. Все это сущие сантименты, говорил ты, и не имеет вовсе или почти ничего общего с реальностью. Конечно, ты иной раз думал о том, кто твой отец, но отнюдь не каждый день, ты, мол, прекрасно жил и не зная, кто был твой биологический отец.
Признаюсь, мне нравилось слушать эти твои высказывания, особенно в присутствии Юна и Силье. Я любил тебя как родного сына, и что-то во мне желало, чтобы ты не тосковал по настоящему отцу и чтобы все вокруг слышали, что так оно и есть. Временами, правда, у меня возникало подозрение, что именно потому ты так и говорил: знал, как мне хочется, чтобы ты не искал другого отца, кроме меня, и, высказываясь подобным образом, давал мне почувствовать, что так оно и есть. Для меня это было поистине объяснение в любви, и я с трудом скрывал свою радость.