Кстати, в тот раз ты вправду изведал, что смертен. Поскольку мама обожала собирать грибы и я не раз ходила с ней в «грибные» походы, из нас троих одна я кое-что понимала в грибах, и когда я спросила, можешь ли ты описать мне съеденный гриб (я не успела его рассмотреть, очень уж быстро ты отправил его в рот), по описанию оказалось похоже на ядовитый паутинник, который встречается в ельниках на каждом шагу, и мы все — я, ты и Юн — примерно на две недели впали в шоковое состояние. Бледная и серьезная, я рассказала, что даже маленький кусочек этого паутинника способен надолго повредить почки, а уж целый гриб, который ты только что проглотил, наверняка способен угробить десяток людей. Поначалу ты хорохорился, презрительно шуганул Юна, когда он в слезах, совершенно вне себя (я никогда раньше не видела его таким) умолял тебя немедля пойти к врачу (он даже принялся было тащить тебя за собой). Но немного погодя ты притих, побледнел и задумался, а когда мы пришли домой и прочитали в маминой книге о грибах, что уже слишком поздно что-либо предпринимать, ведь яд уже всосался в кровь, что симптомы могут проявиться в течение двух недель и отравившегося неминуемо ждет мучительная смерть, стало совершенно ясно, что тебе сейчас куда больше хочется выйти из этого состояния, чем раньше, до того как ты съел гриб, хотелось попасть в него. Во время самых тяжелых приступов страха я видела, как на твоем бледном, без кровинки, лице выступают капельки пота, и, глядя на тебя лежащего на мамином диване, я как раз и написала текст под заголовком «Сигарета в пепельнице, скорченная в позе эмбриона», а Юн, кстати, после положил его на музыку.