Замыкая круг

Помню, я несколько разозлился на эту фразу, подумал, ты меня жалеешь из-за того, что я живу такой вот жизнью, и хочешь приободрить, говоря, что скоро мы окажемся в одинаковом положении. Но об этом я промолчал, повел речь о профессии, которую намерен приобрести в Тронхейме, и о карьере, которую для себя планирую, однако и тут вышло не ахти как. Ты улыбался и кивал, пока я рассуждал о своих планах, но по твоему лицу я видел, что ты считаешь все это пустой болтовней, и оттого злился еще больше. Мы еще некоторое время постояли, а когда самые тривиальные и невинные темы были исчерпаны, дали друг другу понять, что очень спешим. Вообще-то я никуда не торопился, однако посмотрел на часы и хмыкнул, а когда ты спросил, сколько времени, и я ответил, что без малого двенадцать, ты состроил чуть испуганную мину и сказал «ой, уже?». Мы заверили друг друга, что непременно встретимся на Рождество, «организуем вечеринку», как я выразился, и хотя оба знали, что ничего не будет, ты притворился, что в восторге от этой идеи, и сказал, что мы непременно так и сделаем. «Созвонимся!» — сказал ты на прощание.

Арвид

Намсусская больница, 4 июля 2006 г. В двухместной палате

Я приподнимаю бровь, стараюсь выглядеть сосредоточенным, смотрю в книгу и вроде бы увлеченно читаю, но Эйлерт и на сей раз не замечает сигнала, слышу, как он откашливается, прочищает горло, как снова готовится что-то сказать, он из тех, кто совершенно не в состоянии уразуметь, что некоторые предпочитают не болтать, а читать, думает, наверно, будто оказывает мне услугу каждый раз, когда мешает, думает, я читаю со скуки и мне просто больше нечего делать, а стало быть, он вроде бы спасает меня своей общительностью, сидит и болтает о больших и малых событиях собственной жизни, об усадьбе в Нерёе, о жене и двух дочерях, о старшей, что замужем за врачом из Халдена и скоро станет в усадьбе хозяйкой, и о младшей, что учится в Ливерпуле на ветеринара, — знай себе лопочет о местах, где я не бывал, и о людях, с которыми я незнаком, конечно же он поступает так с добрыми намерениями, просто хочет подбодрить меня, но уже изрядно мне надоел, болтает почти не закрывая рта, снова и снова твердит одно и то же, всю душу мне вымотал.

— Ты когда выписываешься? — спрашивает он.

Я подавляю легкий вздох, готовый сорваться с губ, жду всего секунду, потом отрываю взгляд от книги: он полусидит на койке. Красная, круглая физиономия, моргая, глядит на меня, с приветливой улыбкой, он всегда приветлив, я редко встречал таких приветливых людей, как Эйлерт.

— Вероятно, завтра или послезавтра, — говорю я и умолкаю, неохота включаться в расспросы, но, увы, я чувствую, что обязан спросить: — А ты?

— Младшая дочка приедет за мной нынче вечером, — отвечает он.

Я киваю, улыбаюсь и снова утыкаюсь в книгу, стараюсь избежать продолжения, но не тут-то было.

— Я так рад, что увижу ее, — говорит он, не сдается. — Больше года не видались.

— Вон как, — бормочу я, поднимаю на него глаза, чуть заметно улыбаюсь и опять смотрю в книгу.

— Она в Англии живет, понимаешь, учится там на ветеринара, — продолжает он, я не считал, сколько раз он это повторял, но уж точно немало.

Я невразумительно мычу, не отрываясь от книги.

— В Ливерпуле.

Бросаю на него беглый взгляд, киваю, снова тускло улыбаюсь и возвращаюсь к чтению.

— Только вот опасаюсь я автомобильной поездки, — говорит он.

— Н-да, путь-то неближний, — бормочу я.

— Хорошо хоть вечером поедем.

— Ну да, вечером дорога куда короче, — ворчу я.

Наступает тишина, проходит секунда-другая, и я чувствую легкий укол совести, он ведь желает мне добра, а стало быть, этак разговаривать не годится, я смотрю на него, опять улыбаюсь, стараюсь внушить ему, будто просто пошутил немножко, но он наверняка не понимает, подобный юмор не для него, он сидит и в некотором замешательстве глядит на меня.