Он успел многое записать, хотя и не совсем то, что хотел. Надеялся все же выудить из нее воспоминания о довоенном времени, но не успел, Мара умерла, прожив долгую достойную жизнь.
Он сначала записывал на пленочный диктофон, потом переносил на диски, в конце концов, все записи оказались в ноутбуке. Иногда вечерами включал записи, и они вместе слушали Марин глуховатый голос.
" Что ж, если надо, постараюсь повспоминать о Борисе, но особо не рассчитывайте на что-нибудь интересное. Начну с того, что роды у наших матерей принимала одна акушерка с перерывом в неделю. И Борька очень гордился, что старше меня. Роды были тяжелые, я запуталась в пуповине, вылезла придушенная, имя мне дали в честь акушерки, спасшей и мать и меня. Ее нарекли Марией, но все называли Марой, так и меня стали называть. С тех пор вот уж девятый десяток я Мара, так меня называют соседка Никитишна и Яша с Соней. Из близких больше никого, но мне хватает.
Мамы наши дружили, и в досознательном периоде мы с Борькой вместе играли.
О том времени сохранилась история маминых родов, но я не любила ее слушать, мне нравилось больше, когда мама рассказывала, что акушерка предрекала счастливое будущее младенцев: у нас с Борей родится двое детей, мальчик и девочка.
Не сбылось по воле Сталина, что я считаю объективной причиной, оказавшейся сильнее предсказания акушерки.
Еще моя мама вспоминала, что я была в детстве непоседой, а Боря не по годам задумчив. Пожалуй, из детства все.
В двадцать втором году родители вывезли двухлетнего Борю в Маньчжурию. Он окончил какое-то учебное заведение в Харбине, на вопрос, какое именно, махнул рукой, я больше не спрашивала. В сорок пятом попал в сталинские лагеря.
Когда вышел после смерти вождя, долго искал меня, знал только, что я живу на Урале. Наконец, нашел. Жила я тогда во временном жилье: в бараке с печным отоплением, - грязном, вонючем, шумном, с постоянными криками и драками. Помню, Боря сказал, что у них на зоне бараки были приличнее.
Была зима, что-то около двадцати мороза, он гулял по улицам и удивлялся: куда ни глянь, на горизонте силуэты кранов и заводских корпусов, над ними трубы, выпускающие в небо разноцветный дым: от молочно - белого до всех цветов радуги, и черного. Когда черный дым заволакивал небо, как в фильме про войну, я пугалась.
Пока Борис сидел, не болел, а тут тяжелейшая пневмония. Когда ему стало легче, приехали сестры и увезли в Москву. Что делать, уральская зима для него оказалась слишком суровой. Здоровье подорвано, чай не на курортах отдыхал.
Я работала на кирпичном заводе художником - оформителем. Мне дали эту квартиру на первом этаже. Под окнами я посадила две березки и с интересом наблюдала, как из прутиков вырастали полноценные деревья, как появилось еще одно деревце, - само выросло. Летом на ветке часто сидит соловей и поет, чем я особо горжусь. Я стою у окна и боюсь шевельнуться, чтобы не спугнуть его.
Когда мои березки зашелестели первой листвой, явился Борин племяш Яша. Такой же высокий, с длинным породистым лицом и крупным носом, привез письмо и фотографию: Борис в окружении своих сестер, и все улыбаются. Племяш на вид посерьезнее, посамостоятельнее, но, как я вскоре убедилась, только на вид".
В этом месте Яков сконфужено усмехался, краснел и молодел. "У меня несерьезный муж", - говорила Софья и гладила его по лысине.
" Боря написал, что племяшу надо определяться в жизни, отрываться от женских юбок. С матерью их четыре сестры и живут все вместе. Куда это годиться.
Я помогла ему с художкой, пусть учится, пригодится. Там преподавала моя приятельница с давних времен, Наталья Еремина, одинокая, кроме живописи ничем другим не занималась. Рисунок ему давался легко, и она без натяжки поставила ему на вступительных пятерку.
Мне тоже предлагали преподавать в художке, но нужна была квартира, поэтому я ушла из мастерской, где сидела на афишах для кинотеатров и плакатах для праздников, на завод.
Яше нравилась такая работа: плакатный стиль прост и этим доступен даже детям. Сейчас символика нарастает в геометрической прогрессии, понятно, сколько партий, сколько разных фирм и прочего, а в советское время ее было немного, главное - не путать, что и к какому празднику рисовать. Думаю, общие песни и понятные символы объединяли людей.
Иногда меня спрашивают: раньше лучше было работать? Легче, мне было легче. Это как школа, рассчитанная на троечника: делай, как положено и будет тебе счастье, мозги включать не обязательно.