Замыкание (СИ)

Иван решился, ступил на полотно, и они гуськом пошли по звездам. Открыл великан. На нем был черный костюм и белая рубашка, без галстука. Как она умудрилась его не заметить на кладбище, - загадка.

- Яков, - назвался он и в упор посмотрел на нее.

Она в ответ кивнула, забыв назвать свое имя. Угрюмый, с красными опухшими веками великан показался ей стариком. Ему было тридцать, но он уже начал лысеть.

Шок от знакомства быстро прошел, ее волновало, как они уместятся в тесной кладовке. Светилась только настольная лампа, и она не сразу заметила у двери тумбочку с электроплиткой.

Яков принес два табурета, Софье предложил стул.

Резкий стук в дверь испугал ее, явились Коля и с ним высокий, чуть ниже Якова, но все еще впереди, еще перегонит, - темноволосый, с бледным лицом и пронзительным взглядом юноша. Он понравился Софье сразу. "А я?" - спрашивала она. "Еще бы, твое испуганное лицо показалось милым, и я почувствовал себя сверхчеловеком, способным вызывать страх". Он тогда читал Ницше из библиотеки Якова.

- Сквозь тернии к звездам. Это вы, дядь Яш, к какому спектаклю намазали? - спросил высокий в стиле давнего приятеля.

- Для "Гамлета". Обновлял, - ответил Яков.

- Сын из любви к отцу погиб смертью храбрых. Я бы сказал, самый народный спектакль, - усмехнулся высокий юноша.

Яков хмыкнул. Нина шагнула к Коле и прижалась к нему. Но ей этого было мало, она обхватила его за шею, и, поднявшись на цыпочки, поцеловала в губы. Софья завидовала ей, но пыталась скрыть улыбкой и боялась, что улыбка получилась неестественной, и все поняли ее состояние. В борьбе с собой не заметила, что высокий юноша смотрел на нее.

- Вы Соня? - он коснулся ее руки, это волнующее "вы", она почувствовала, что краснеет. - Меня зовут Григорий.

Уже догадалась: Григорий Шорохов - одноклассник брата, недавно был зачислен на философский факультет.

По тому, как стеснительная сестра уютно расположилась в кресле, Софья поняла, не впервые здесь, а ведь скрыла. Что она еще скрывала?

Софья не сразу поняла, что Яков обращался к ней:

- Вы кофе будете пить? - она кивнула и почувствовала, что опять краснеет.

Над тумбочкой, где стояла раскаленная докрасна электроплита, висел портрет мужчины в темном парике и с темными усами. Взгляд в упор, полуопущенные веки и сжатый рот придавали ему надменное выражение. Он был в черном, подбородок упирался в белый воротник, одежда эпохи раннего возрождения, - безошибочно определила она, насмотревшись художественных альбомов брата.

Портрет Якова? Почему нет? Ведь это театр, во что угодно можно нарядиться, и никто не назовет сумасшедшим. Приклеил усы, нахлобучил парик на голову, остальное - дело техники. Сходство усиливал белый воротник рубашки и черный пиджак.

В черном костюме она его редко видела. На регистрацию брака он пришел в свитере и джинсах, демонстрируя независимость, и у него получилось, дежурная по загсу обошлась кратким объявлением их мужем и женой.

"Это Рене Декарт, - шепотом объяснила сестра, - любимый философ Якова".

Она вгляделась в портрет, с чего взяла, что похожи? Декарт волоокий, разве что рот и подбородок как у Якова.

Необычно, что у кого-то был любимый философ и глупенькая сестра об этом знала.

Яков готовил кофе, она вдыхала густой аромат и следила за движениями больших и ловких рук, - фигура великана, склонившегося над плиткой, завораживала, как завораживал взгляд Декарта над его головой.

Он поставил кофеварку на стол и с полки достал белые чашки с вишенками, одну поставил перед ней, другую - возле себя, остальным - граненые стаканы.

Поминали Василия Рислингом. Яков запрещал крепкие напитки.

Разговор начал Григорий:

- Не ожидал, честно, что в Москву поступишь, молодец, будущая знаменитость, - обратился он к Ивану.

На слове "знаменитость" голос сорвался на визг, Яков будто не заметил, он тоже обратился к брату:

- Учти, Ваня, придется вкалывать, это тебе, не когда захочу красками мазать, а когда надо. Это серьезно, это через не могу.

Григорий натужно кашлял, старательно изображая простуду. Иван покачивался на табурете, положив ногу на ногу, обхватив колени руками. Яков поднялся и навис над ним, перекатываясь с пятки на носок. Они качались в унисон. Значимость момента: учитель наставлял ученика, - толчок, от которого зависела траектория полета.

Нина полулежала в кресле, подол юбки задрался, обнажив ноги почти до трусов. Свет от настольной лампы освещал ее губы в улыбке. Глаза оставались в тени, и непонятно, куда она смотрела. Но хорошо видно, что Григорий смотрел на нее. Коля ничего не замечал. Наконец, Григорий, повернувшись к Якову, кивнул на портрет Декарта.

- Как говорил Рене, реальность то, что имеет прошлое. Так? - он уже справился с зажимом в горле. - Так? А, дядя Яша? Этим реальность отличается от сна. Не странно ли, ему зачем-то надо было понять, где сон, а где не сон.

Он опять смотрел на Нину, и она все также улыбалась. Улыбка Джульетте не шла, Ромео опустил голову.

- Что тут странного? - хмыкнул Яков.