Замыкание

– У меня был приказ и штопор, ротмистр!

– И вы продырявили борт? – сопроводил я вопрос тяжким вздохом.

– Да, но потом я в первый раз спас жизнь императора! – С гордостью приосанился князь.

– От жажды?

– Почему? Он плавать не умел.

– Понятно… – протянул я. – А на Гаване какими судьбами?

– Кому-то в Кремле не понравилось, что я спас его высочество! – Возмущенно развел Василий Владимировчи руками. – Сослали, куда подальше. Потом, в пятьдесят третьем, когда началась Крымская война, призвали обратно. Вся Гавана меня провожала, с песнями, с танцами! – Увлажнились глаза князя. – Такие хорошие люди!

– А как так вышло, что в тринадцать вы уже были в подчинении его высочества? – Проявил я любопытство.

– Государь и его сыновья – шефы полка, – пожал князь плечами. – А в гусары записывают с рождения. В тринадцать я уже был поручиком и нес службу.

– Господин полковник, разрешите вопрос, – сделал я деланно обеспокоенный вид. – Моя супруга сообщила, что наш будущий ребенок записан вами в полк.

– Так точно, ротмистр! – Уверенно подтвердил Давыдов, лихо закрутив ус.

– Но это получается, что ежели мой ребенок родится раньше вашего, то и по чину он будет его превосходить? – Осторожно спросил я.

Князь замер, удерживая кончик уса. Затем нервно покрутил пальцами.

– Безусловно, этот вопрос преждевременный… Тем более, наверняка иные ваши дети состоят в полку и возглавят его, когда придет время.

Давыдов резко встал, шагнул к углу комнаты и отточенным движением выудил из стоящего там ящика две бутылки шампанского.

Затем решительно двинулся из камеры на выход. Громко прошествовал по коридору. И со словами «Дорогая, вы правы, я болван! Но я люблю вас!» – ушел мириться.

– Вот и отлично, – лег я обратно на топчан, придержав ворохнувшегося мышонка.

Тишина камеры слегка нервировала, заставляла искать признаки бушующей наверху схватки. Чудились вибрации земли и отзвуки грохота в воздуховоде – но мы были слишком глубоко под землей, чтобы в самом деле что-то ощущать.

А я был слишком неопытен, чтобы представить, как может выглядеть масштабное столкновение. Все, что досталось от прошлой мировой войны – черно-белые пленки бесцветного неба, уставшего от войны, под которым брела пехота. Фото лунного ландшафта до горизонта, который и сейчас не зарастал травой. Старые и новые карты, указывающие, как изменились русла рек, и где появились новые горы.

Сходились сотни и сотни сил, желаний, страстей. Отчаяние и ненависть, любовь и самопожертвование – все там было, вместе с долгими ночами в поле под дождем. Мировая оставила после себя князя Юсупова и ДеЛара, князя Черниговского и Давыдова – разных, но одинаково жестких людей, которых знала вся империя – равно как не знала почти никого из их детей и внуков. Смею предположить, что они тоже предпочли бы мир боевой славе – как берегут спокойствие границ и городов для собственных детей. И не пощадят никого, кто пожелает принести войну в столицу их страны.

– Ротмистр, мое почтение, – ввалился слегка растрепанный Давыдов в полузастегнутом мундире. – Дама против детей! Веду переговоры! – Подхватил еще две бутылки шампанского из ящика, кивнул мне и исчез в прежнем направлении.

– Ротмистр, что такое безопасные дни? – Через десяток минут деликатно поскребся он в дверь и осторожно заглянул внутрь.

– Когда каска на голове, господин полковник!

– Ха! Наивная! – Закрылась было дверь.

Но тут же распахнулась, чтобы Давыдов мог забрать еще две бутылки.

– Мало ли что, – доложил он с таинственным видом и отбыл.

Это еще он не знает, что бывает рождаются дочери. У меня-то все надежно, а там пятьдесят на пятьдесят.

Словом, я продолжил изучать потолок, стараясь не слышать окружающее пространство.

Давыдов вернулся через час, и, тяжело дыша, сел на ближний к выходу край топчана. Мундир был просто наброшен на плечи, обувь отсутствовала, а концентрированным дыханием можно было обеззараживать.

С гулом выдохнув, Василий Владимирович встал на ноги, чуть качнувшись, с неким сомнением посмотрел на дверь. А затем на оставшиеся бутылки. И сделал выбор.

– А как же новый год? – Уточнил я, глядя на оставшиеся три емкости.

– Еще принесут, – отмахнулся господин полковник. – Я человек опытный! – заскреб он свободной от шампанского рукой по мундиру, пытаясь попасть ладонью во внутренний карман. – Вот! – С гордостью продемонстрировал он мне Малую Императорскую Печать.

Которая, если и была меньше Большой, то ненамного.

– Сохранили от возможного захвата врагом? – Попытался я придумать вменяемое объяснение поведению начальства.

– Почему? На два ящика шампанского поменяю… Хотя, выходит, спас, – решительно кивнул князь.

Стряхнул с печати пыль и подул на поверхность с отпечатком, заботливо глянув поверхность на просвет.

– Я, знаете ли, много всего когда-то спас, милостивые господа! Иное и сейчас найти не могут!

А затем принялся оборачиваться по сторонам с некоторым азартом.

– Куда бы ее поставить… О, ротмистр! Давайте поставим печать на вашу мышь! Будет императорской! – Приценился он к спине Лучинки.

– Проволока помешает, ваше сиятельство, – уклонился я.