Занавес

У него была прекрасная юная жена, прелестное создание, полнею очарования и достоинств, но с испорченной наследственностью. Почтя вся ее семья умерла от пьянства, и она сама стада жертвой того же проклятья. Едва прошел год после их свадьбы, а она уже спилась и умерла смертью алкоголика. Он не винил ее. Он понимал, что наследственность оказалась слишком сильной.

После ее смерти он смирился с одиночеством. Он решил после такого печального опыта никогда не жениться снова.

— Одному, — просто сказал он, — безопаснее.

— Да, я могу понять ваши чувства… по крайней мере, какими они были на первых порах.

— Такая трагедия. Она преждевременно меня состарила и наполнила горечью. — Он помолчал. — Правда, однажды я испытал сильное искушение. Но она была так молода… я посчитал, что будет несправедливо связать ее жизнь с разочарованным мужчиной. Я был слишком стар для нее… она была таким ребенком… такой хорошенькой… такой чистой.

Он оборвался и покачал головой.

— Может быть, надо было предоставить судить ей?

— Не знаю, Хэстингс. Я посчитал, что нет. Она… казалось, она меня любит. Но ведь, как я сказал, она была так молода. Я всегда буду помнить ее такой, какой увидел в последний день того отпуска. Слегка озадаченный вид… ее маленькая ручка…

Он смолк. Слова нарисовали смутно знакомую картину, хотя я никак не мог вспомнить, чем.

Неожиданно в мои мысли ворвался резкий голос Бойда Кэррингтона.

— Каким дураком я был, — заявил он. — Любой мужчина дурак, если позволяет своему шансу пройти мимо. И вот я остался с огромным, слишком большим для меня особняком, и даже некого посадить во главе стола.

Его старомодная манера разговора показалась мне такой очаровательной. Она вызвала в воображении картину старого милого и спокойного мира.

— Где та дама сейчас? — спросил я.

— О, она вышла замуж. — Он резко отвернулся. — Дело в том, Хэстингс, что я обречен на холостяцкое существование. У меня есть свои маленькие причуды. Идемте, давайте посмотрим сад. За ним, плохо ухаживали, но он все равно чем-то прекрасен.

Мы обошли поместье, и увиденное произвело на меня глубокое впечатление. Несомненно, Кнэттон был великолепен, и не удивительно, что Бойд Кэррингтон им гордился. Он хорошо знал соседей и почти всех, кто жил в округе, хотя, конечно, среди них было много новых людей.

Он давно был знаком с полковником Латтреллом и от всего сердца выразил надежду, что его затея со Стайлзом оправдает ставку.

— Бедный старый Тоби Латтрелл сильно нуждается, — сказал он. — Парень что надо. И солдат отличный, и какой стрелок! Однажды в Африке я отправился с ним на сафари. А, вот это были деньки! Тогда, конечно, он уже был женат, но, слава Господу, его миссис с ним не поехала. Она была хорошенькой… но ужасно капризной! Просто странно, что только сносит мужчина от женщины. Старый Тоби Латтрелл, который, бывало, заставлял подчиненных трястись с головы до пят, был таким строгим командиром! И вот только посмотрите, как она его задирает и держит под башмаком, и как он смиренно все терпит! Никаких сомнений, у этой женщины не язык, а уксус. Однако голова на плечах у нее есть. Если удастся извлечь из Стайлза доход, она преуспеет. Латтрелл никогда в бизнесе не разбирался… но миссис Тоби и с родной бабки шкуру сдерет!

— Слова из нее прямо фонтаном бьют, — пожаловался я.

Бойд Кэррингтон повеселел.

— Знаю. Сплошная любезность. Но вы играли с ними в бридж?

Я с чувством ответил утвердительно.

— В целом, я держусь подальше от женщин, играющих в бридж, — сказал Бойд Кэррингтон. — И вам бы посоветовал то же самое.

Я сказал ему, как неловко пришлось мне и Нортону в день моего приезда.

— Точно. Не знаешь, куда смотреть!

Он добавил:

— Хороший парень, этот Нортон. Правда, очень уж тихий. Все время наблюдает за птицами и всякой живностью. И сказал мне, что ни за что бы не стал на них охотиться. Странно! Нет страсти к спорту. Я заявил ему, что он много потерял. Не вижу, какое можно испытать возбуждение, бродя по холодным рощам и пялясь на птиц в бинокль.

Как мало мы тогда знали, сколь важную роль сыграет хобби Нортона в последовавших событиях.

Глава восьмая

I

Дни шли. Было как-то неспокойно на душе, казалось, время пропитало ожидание чего-то.

Ничего, если можно так выразиться, фактически не случилось. Однако могу припомнить множество инцидентов, обрывков странных разговоров, случайной информации, проливающей свет на различных обитателей Стайлза, интересные замечания. Они нагромоздились друг на друга, и если бы мне удалось расставить их по своим местам, то я многое смог бы понять.

Именно Пуаро несколькими убедительными словами открыл мне глаза на то, к чему я был преступно слеп.

Я жаловался в бесчисленный раз на его упрямое нежелание довериться мне. «Так нечестно», — сказал ему я. Только он и я знали одинаковые факты. Даже если я и был туп, а он проницателен и делал из сих фактов верные выводы.

Он нетерпеливо махнул рукой.