Занавес опускается: Детективные романы

— Ты сегодня видела папочку? — спросила она не то что сердечно, но как бы намекая, что пора объединить силы против общего врага.

— В четыре часа я, как обычно, поднялась к нему проверить, все ли в порядке, но… — Миллеман поглядела на мисс Оринкорт. — Но он был занят.

— Тю! — выдохнула Полина, сложила руки «домиком» и закрутила большими пальцами, словно что-то наматывая.

Миллеман на этот раз не засмеялась, а лишь коротко хохотнула и повернулась к Агате.

— Не знаю, все ли Томас объяснил вам про портрет, — бодро сказала она. — Мой свекор хочет, чтобы вы писали его в нашем маленьком театре. Задник там уже повешен, а поставить освещение вам поможет Поль. Папочка хочет начать завтра в одиннадцать утра и, если у него хватит сил, будет каждый день позировать час утром и час после обеда.

— Надо нарисовать Нуф-Нуфа верхом на коне, — сказала мисс Оринкорт. — Будет потрясающе.

— Позу сэр Генри, разумеется, выберет сам, — не удостоив Соню взглядом, заявила Миллеман.

— Но, тетя Милли, — покраснев, вмешался Поль. — Миссис Аллен как художнику, вероятно, лучше знать… то есть, я хочу сказать… вам не кажется, что?..

— Вот именно, тетя Милли, — поддержала его Фенелла.

— Да, Милли, право же, — заговорил Седрик. — Я абсолютно согласен. Прошу тебя, Милли… И вы, тетя Полина, и ты, Соня, мой ангел… Умоляю вас, не забывайте, что миссис Аллен… О, боже мой, заклинаю вас, думайте, что вы говорите!

— Мне будет очень интересно выслушать соображения сэра Генри, — сказала Агата.

— Очень мило с вашей стороны, — кивнула Полина. — Кстати, Миллеман, я забыла сказать, что мне звонила Дези. Она приедет на день рождения.

— Спасибо, что предупредила, — с плохо скрытой досадой отозвалась Миллеман.

— У меня совсем вылетело из головы, тетя Милли. Моя мама тоже приедет, — сказала Фенелла.

— Что ж, — Миллеман слегка улыбнулась, — теперь хотя бы буду знать.

— И Дженетта приедет? Невероятно! — Полина подняла брови. — По-моему, она не заглядывала в Анкретон года два. Надеюсь, ее не смутит наш спартанский быт и теснота.

— Учитывая, что она живет сейчас в маленькой двухкомнатной квартире, — запальчиво начала Фенелла, но сдержалась. — Мама просила передать, что, если ожидается слишком много гостей, она не рискнет обременять вас своим присутствием.

— Я могу переехать из «Бернар» [35]в «Брейсгердл» [36], — предложила Полина. — Пожалуйста, я перееду.

— Ни в коем случае, Полина, — возразила Миллеман. — В «Брейсгердл» страшный холод и потолок течет. А кроме того, там крысы — Дездемона в прошлый раз очень жаловалась. Я велела Баркеру насыпать там отравы, но он куда-то ее задевал. Пока он ее не найдет, о «Брейсгердл» надо забыть.

— Мама может пожить со мной в «Дузе» [37], — пробормотала Фенелла. — Мы обе будем только рады, и дров меньше уйдет.

— Боже мой, о чем ты говоришь?! — хором воскликнули Полина и Миллеман.

— Миссис Аллен, я пойду наверх переодеваться, — громко сказала Фенелла. — Хотите посмотреть вашу комнату?

— Спасибо, — Агата постаралась не выдать своей радости. — Я пойду с вами, спасибо.

4

Пока они шли, Фенелла не проронила ни слова. Вместе с ней Агата поднялась на второй этаж, прошла через бесконечную картинную галерею и два длинных коридора, потом взобралась по головокружительно крутой винтовой лестнице и очутилась перед дверью, на которой висела деревянная табличка с надписью «Сиддонс». Фенелла открыла дверь — на белых крашеных стенах, будто приветствуя Агату, закачались розовые блики от пылающего камина. Камчатные занавеси с узором из веночков, овечья шкура на полу, низкая кровать, викторианский фарфоровый умывальник, и над ним — да, все правильно — заключенная в рамку миссис Сиддонс. Краски и кисти Агаты были сложены в углу.

— Какая чудная комната!

— Рада, что вам нравится, — сдавленным голосом отозвалась Фенелла. Агата с удивлением отметила, что девушка вот-вот взорвется от гнева. — Хочу перед вами извиниться за моих скотов родственников, — запинаясь, добавила она.

— Вот те на. О чем это вы?

— Они должны быть счастливы, что вы вообще согласились! Да напишите вы дедушку хоть стоящим на голове, да пусть у него на вашей картине хоть чеснок из носа растет — они все равно должны быть счастливы! Какая наглость! Даже Седрик, этот гаденыш, и тот сгорел со стыда.

— Было бы от чего расстраиваться. Это в порядке вещей. Когда дело касается портрета, люди ведут себя так, что только диву даешься.

— Я их ненавижу! Вы слышали, как они чуть желчью не изошли, когда я сказала, что мама тоже приедет? Старые бабы — это жуть, и никто меня не переубедит! А эта стерва Соня развалилась на софе и слушала с упоением. Да как они смели, и еще при ней! Нам с Полем было так стыдно.

Фенелла топнула ногой, потом упала на колени перед камином и разразилась слезами.

— Простите, ради бога, — заикаясь, пролепетала она. — Я еще хуже, чем они, но мне все это уже поперек горла стоит. Лучше бы я сюда не приезжала. Анкретон мне отвратителен. Если бы вы только знали, до чего здесь мерзко!

— Послушайте, — мягко сказала Агата, — может быть, вам не стоит все это мне говорить?