Занавес приподнят

Накануне доставки Томова в Галац вагон «дуба», заполненный до отказа пересыльными, ушел с составом, курсирующим по маршруту Галац — Басарабяскэ — Тигина — Кишинэу… До следующего рейса Томова оставили в местной тюрьме. Одна часть здания была новая. Современная. Строили ее с учетом всех требований времени. Отчего тюрьма в Галаце удостоилась столь большого внимания властей? Разумеется, не только потому, что город славился портом на Дунае, необычным по архитектурному исполнению памятником Костаке Негри, роскошной улицей Домняскэ[71] с множеством оптовых магазинов или известной во всей стране «страдой Нопций»[72] с длинной вереницей убогих и грязных притонов с «живым товаром», импортированным из придунайских стран… На протяжении столетий по дорогам, пролегавшим через Галац, катились волны войн на восток и север, затем с севера и востока на юг и запад… Застряли здесь вместе с неграмотностью и нищетой трясучая малярия и пеллагра, умножались преступность и сифилис, а в бурные воды Дуная все больше и больше стекало крови непокорных режиму грузчиков с элеватора и доков, рабочих куцоватой судоверфи и узловой железнодорожной станции, трамвайного депо и захудалых мастерских и типографий, мельниц и мыловарен… Этому люду стражи порядка уделяли в Галаце, как и в остальной части страны, гораздо больше внимания, чем, скажем, прославленным в дурных легендах и в пошлых песенках налетчику Теренти или взломщику Корою. Одно упоминание о них продолжало приводить в дрожь мелких торговцев и шинкарей, лавочников и рыбаков… Галац и этим славился. Хотя такой же город и порт на Дунае, расположенный совсем близко, — Брэила — был более тихим и менее оживленным, более «почтенным» и менее знаменитым. Его горожане, как, впрочем, и жители других городов королевства, неспроста повторяли слова, заимствованные у извозчиков: «Посторонись, Брэила, — горит Галац!»

Галац в самом деле «горел». Расположенный на границе с Россией, он являлся как бы первым «полустанком», куда вторгался свежий ветерок уже кружившего в Бессарабии вихря революции… В Галаце еще в 1917 году проходил съезд солдатских депутатов русской армии на румынском фронте; в Галац на съезд прибыл из Бессарабии Григорий Котовский… Галац бурлил… И не случайно этот город был удостоен столь пристального внимания уездной префектуры, местной знати, священной епископии и военного трибунала, определивших своим высочайшим решением наилучшим образом достроить тюрьму…

У заключенных просторной и до предела заполненной уголовниками камеры, в которую поместили Илью Томова, не существовало ни имен, ни фамилий, ни номеров. У каждого была только кличка, притом одна причудливее другой: «Граф» и «Недорезанный», «Христос» и «Венерик», «Пречистая дева» и «Подлюга»…

Здесь Томов познал мир людей, живущих по неписаным законам и отличающихся жесточайшими нравами. Прибывшие сюда на «доследование» уголовники, не остерегаясь надзирателей, громогласно называли свое переселение в эту тюрьму «вояжем перед свадьбой», что на воровском жаргоне означало «перед бегством»… Тюремщики в ответ лишь вежливо улыбались. Вообще уголовники жили в тюрьме по-барски. При содействии охранников, отнюдь не бескорыстно, они получали все, что им заблагорассудится, открыто попирали такие «строжайшие запреты», как курение табака и игра в карты. С рассвета и до глубокой ночи они резались в очко, и, словно пар в бане, здесь круглосуточно стоял непроглядный, едкий дым от разных сигарет, начиная с дорогостоящих «Регале Ре-мэ-сэ» и кончая грошовыми «Плугарь». Судьба человека, тем более случайно попавшего в эту среду и незнакомого с ее дикими нравами и обычаями, нередко зависела от прихоти какого-нибудь главаря, владевшего припрятанной половинкой лезвия, как, впрочем, и от слепого случая — игральной карты, «орла» или «решки»…

Томову повезло. В старой, разодранной при обыске в сигуранце куртке, небритый и изможденный, он походил на обыкновенного попрошайку, каких в королевстве развелось неисчислимое множество. К тому же уголовники были заняты раздорами по поводу какого-то не доведенного до конца дележа и потому не обратили должного внимания на новичка… А к исходу вторых суток пребывания Ильи в этом обществе тюремщики перевели его в освободившуюся камеру, куда одновременно поместили вновь прибывшего политзаключенного.

Вначале соседи по камере вели себя настороженно, подозревая друг в друге подсаженного тюремной администрацией провокатора. Когда же выяснилось, что коренастый пожилой сосед по камере родом из Вилково и многократно наезжал в Болград, Илья спросил, кого он знает в том городе. К великому своему удивлению, Томов прежде всего услышал имя своего деда Ильи Липатова, вместе с которым собеседник несколько лет тому назад отбывал в Дофтане срок за революционную деятельность. Более того, оказалось, что незадолго до Нового года он был в Болграде, видел и деда, и мать Ильи…