Занавес приподнят

— Нет, недавно. С ее смертью тоже какое-то темное дело, но не об этом я хочу тебе сказать… С Жоржиком сидел красавчик, видел?.. Высокий! Говорят, это его приятель из Бухареста… Такой же, видать, хлюст, как сам Жоржик…

Илья промолчал. Он узнал Лулу Митреску.

— Что-то повадился сюда этот красавчик, — продолжал скороговоркой типограф. — Приятели!.. Правда, в последнее время Жоржик притих. Как бы не перед бурей… Не таковский сыночек у господина Попа, чтобы ни с того ни с сего притихнуть…

Томов запомнил Лулу Митреску еще с тех пор, когда тот приходил в пансион мадам Филотти клянчить оставленные под залог вещи… Потом, когда Илью отправляли в тюрьму Вэкэрешть, видел его в дежурке сигуранцы… Лулу что-то сосредоточенно писал там… Теперь появление его в Болграде и дружба с Жоржиком Попа заставили Илью задуматься.

— Так что теперь скажешь? — спросил Рузичлер. — Надо было тебе прийти сюда?

— Видимо, надо… Но хочу сказать вам, господин Рузичлер, что хотя я и на свободе, однако остаюсь под надзором полиции и обязан дважды в неделю приходить к ним отмечаться.

— Ну и что? — спокойно парировал типограф. — К чему ты мне это рассказываешь?

— Ну, мало ли что… Может быть, вам не следует так вот откровенно…

— А я их не боюсь! — поняв, что имеет в виду Илья, прервал Рузичлер. — И вообще, что они могут мне сделать? Соли насыпать? Типографию закрыть? Пусть сыплют и пусть закрывают… Тружусь, как каторжник, от них никогда ничего не получаю. Я расписываюсь, а деньги они кладут себе в карман! Словом, плевал я на них! Лучше скажи, ты заметил, что творилось с Гаснером, когда ты смотрел на него? Ведь одно это зрелище, Илюшка, стоит миллиона! И вся эта шваль — коммерсанты и спекулянты, бездельники и железногвардейцы во главе с Попа, — увидев тебя, словно подавились! Каркали, каркали, пророчили тебе кто острог, кто каторгу, даже виселицу, и вдруг… Уверен, всем им придется срочно сменить подштанники! Особенно Гаснеру!

— Да черт с ним!

— Что?! — горячился типограф. — Я еще надеюсь дожить до того дня, когда этот мерзавец со своими миллионами будет трястись в лихорадке при таком же вот неожиданном для него, как твое, появлении наших из-за Днестра… Тогда я вообще проживу по меньшей мере еще сто лет! Должны же они зашевелиться, наконец, или не должны?!

Томов пристально посмотрел на типографа и, вспомнив разговор с Бурлаченко в камере галацкой тюрьмы, немного помедлив, ответил:

— Должны. И скоро…