Уступившая Ойе место молодая женщина и ее пожилая мать, любуясь красотой немой девушки, обменивались мнениями. Они полагали, что их разговор на немецком языке непонятен парню с Кипра. Но Хаим понял, о чем идет речь. Женщины принимали Ойю за его сестру — родную или двоюродную, хотя ни малейшего сходства в их внешности не находили. «А что ответить, если они спросят об этом у меня? — подумал Хаим. — Как назвать Ойю: невестой или женой?» С помощью все той же фельдшерицы ему удалось вписать Ойю в «сертификат» как жену, но свидетельства о браке, зарегистрированного в соответствии с законом и обычаями, даже тетя Бетя не бралась выхлопотать.
— Сложная формальность, — ответила она туманно. — Но я думаю, бог поможет… И это тоже вам удастся потом как-то уладить…
Но сейчас ничто не могло омрачить радости Хаима. Подумаешь, формальности! Все будет хорошо, самое страшное осталось позади. Они уже на пароходе, плывут!
С трудом подбирая немецкие слова, Хаим спросил черноволосую женщину:
— Вы из Германии?
— Нет, из Австрии, — тихо ответила она, с опаской посматривая на мать, молча и неподвижно сидящую с потускневшим, отрешенным взглядом на краю ящика. Подле нее — футляр от скрипки. — А вы говорите по-немецки?
— Совсем немного, но понимаю, кажется, неплохо… — ответил Хаим. — Изучал в лицее…
— Да-а?! Где?
— В Румынии. Точнее, в Бессарабии…
Женщина отвернулась от своей матери, очевидно, для того, чтобы не расстраивать ее печальными воспоминаниями. Стараясь говорить как можно тише, она рассказала, что их семья жила в Вене, отец был зубным врачом, а муж — скрипачом, как и мать; сама она пианистка, давала уроки музыки…
— Все было хорошо, пока не вторглись нацисты… — говорила женщина. — Они убили отца и мужа у матери на глазах… а ее, — кивнула она на мать, — отправили в лагерь… Меня с сыном в тот день не было дома.
— В лагерь?! — взволнованно спросил Хаим. — Как же ей удалось выбраться?
— Нашлись хорошие люди… Даже среди немцев!.. Правда, это были первые концентрационные лагеря… — полушепотом добавила женщина. — История долгая… Сейчас едем к дяде, брату моей мамы. Он — в Яффе, инженер-строитель. На него теперь вся надежда…
Хаим уже не удивлялся тому, что у этой молодой женщины под глазами синие тени, что ютится она с маленьким сыном на открытой палубе и что у ее матери осунувшееся лицо — весь ее облик свидетельствовал лишь о былой красоте и безысходности страданий. Хаим вспомнил свою мать, скоропостижно скончавшуюся после погрома, учиненного молодчиками главаря легионеров Хории Симы.
— Завтра кончатся все наши страдания… — Пианистка улыбнулась. Ее светлые глаза наполнились слезами. — Слава богу, теперь мы спасены!..
Хаим охотно подхватил эту тему и стал объяснять Ойе, что на пароходе им придется провести только одну ночь.
Женщина догадалась, о чем он толкует «сестре». Жестами и мимикой она тоже принялась разъяснять девушке, что с завтрашнего дня у всех пассажиров жизнь пойдет по-новому, станет по-настоящему хорошей и радостной.
— Да, да! — уверенно произнесла пианистка и, тепло улыбаясь, обняла Ойю. — Так будет, увидите!
Ойя смотрела широко открытыми глазами то на удивительно ласковую женщину, то на Хаима, и было непонятно, верит ли она тому, что ей пытаются внушить, или же страх и недоверие по-прежнему довлеют над нею.
Пианистка извлекла из большого коричневого ридикюля старый конверт и протянула его Хаиму. На нем был указан адрес ее дяди, инженера-строителя из Яффы, и фамилия пианистки. Звали ее Шелли. Шелли Беккер…
Солнце клонилось к закату, и спокойное зеркально-ослепительное море потускнело, словно покрылось ржавчиной. Многие пассажиры успели перезнакомиться, рассказывали друг другу, откуда они родом, есть ли у них родственники на «обетованной земле», чем те занимаются и каково их финансовое положение. Всех занимал один вопрос: будут ли они, приезжающие в Палестину, обеспечены работой, жильем или обо всем этом еще придется хлопотать?
В торопливых вопросах и таких же торопливых ответах чувствовались тревога людей, их неуверенность в завтрашнем дне, желание найти поддержку, успокоение, надежду на лучшее.
Рядом с Хаимом расположилась небольшая группа оживленно беседовавших мужчин. Речь шла о военных событиях: об участии бывших польских воинов в сражениях на французской оборонительной линии Мажино, о потоплении английского торгового судна где-то в Атлантическом океане, потом заспорили о возможности проникновения германских подводных лодок в Средиземное море и нападения их на пассажирские суда.
— Нам повезло, — заметил по этому поводу молодой человек с жиденькой и коротко остриженной бородкой. — Пароход идет под флагом нейтральной страны!
— Об этом кое-где своевременно позаботились, — тоном хорошо осведомленного человека проговорил худощавый мужчина в темных очках. — В такое отчаянное время нелегко заполучить пароход, но… удалось! А как и почему? Потому что этому транспорту там, в верхах, придают большое значение…