Занавес приподнят

Хорию Симу это не огорчало. Наоборот, он с удовольствием смотрел на шествие, на чеканный шаг и стройные шеренги юнцов и предавался давней мечте о том дне, когда и его зеленорубашечники будут вот так же маршировать по улицам румынских городов, а он, «верховный главнокомандующий легионерским движением», будет принимать парад… «Когда, когда же, бог мой, настанет этот час?!» — думал Сима, отчетливо представляя себя с вытянутой вперед рукой на огромной трибуне крупнейшего бухарестского стадиона.

Хвост последней колонны уже миновал перекресток, и шофер, быстро набирая скорость, направил черный лимузин вдоль Ландверского канала, по прилегающим к нему улицам с уютно разместившимися иностранными миссиями и посольствами, потом свернул на Тирпицуферштрассе и почти тотчас же за поворотом резко затормозил перед темносерым, исполосованным в целях маскировки зелеными и коричневыми красками четырехэтажным зданием.

В сопровождении штандартенфюрера СС Штольца маленький и щупленький Хория Сима предстал перед недурно сохранившимся для своих пятидесяти двух лет адмиралом Канарисом. Невысокий, не очень плотный, со слегка выступающим животом, он даже в черном адмиральском мундире с широким аксельбантом, свисавшим с плетеных серебристых погон на покатых плечах, выглядел подчеркнуто простым, почти домашним. Такое же впечатление производило и его продолговатое смуглое, отнюдь не чистокровно арийское лицо с прямым мясистым носом, большими умными глазами и нависшими над ними пушистыми, седеющими бровями. Все в этом лице казалось мягким, приветливым: и открытый взгляд, и без напряжения сомкнутые губы, и округлый подбородок, и высокий лоб, и чуть мешковато свисающие щеки.

Еще издали — окинув оценивающим взглядом гостя из Румынии, адмирал медленно приподнял руку, доброжелательно улыбнулся и едва слышно, как человек, далекий от всяких формальностей, приветствовал вошедшего. Мельком взглянув на эсэсовца Штольца, начальник абвера сдержанно ответил и на его звонкое «хайль Гитлер!», затем, указывая на лиц, находившихся в кабинете, коротко, называя только воинские звания, представил каждого зарубежному гостю. Делал он это неторопливо, даже флегматично, но не упускал случая снова и снова взглянуть на Хорию Симу.

Впрочем, он и сам, знакомясь, не назвал ни своей фамилии, ни звания, ни тем паче должности, которую занимал здесь уже много лет. Спокойным жестом руки адмирал Вильгельм Канарис пригласил легионерского вожака сесть и сам степенно опустился в большое кожаное кресло напротив гостя, по другую сторону продолговатого округлого стола, на котором красовалась замысловатая пепельница: скульптурная группа из пяти лягушек, приготовившихся выпрыгнуть из круглого бассейна. Вряд ли мастера саксонского фарфора, создавая эту изящную вещь, подозревали, насколько изобретательно используют ее специалисты ведомства смуглолицего адмирала… В открытых лягушечьих пастях они установили миниатюрные, но весьма чувствительные микрофоны, скрытно, через доску стола и его ножки, подсоединенные к мощному аппарату звукозаписи…

Несколько в стороне от стола расположились заместители Канариса: начальник отдела кадров абвера и большой друг адмирала полковник Ганс Остер; рядом с ним всегда невозмутимый полковник Эрвин Лахузен, ведавший вторым отделом и слывший одним из крупнейших специалистов в рейхе по организации саботажа и диверсий за рубежом. Его люди непосредственно осуществляли руководство разведывательной агентурой за границей через различные филиалы отдела, координировавшего всю шпионско-диверсионную деятельность против Советской России и еще совсем недавно — против панской Польши. В той мере, в какой это касалось Бессарабии и Буковины, отдел этот занимался и Румынией.

К главе абвера подсел приглашенный специально для данного случая личный переводчик Гитлера — широкоплечий детина Пауль Шмидт.

На душе у Канариса было тревожно и пасмурно. И, конечно, не погода была в этом повинна. Были к тому иные причины. Однако внешне это его душевное состояние ни в чем не проявлялось. Он начал беседу с гостем с расспросов о положении в Румынии, о настроениях легионеров и перспективах движения в целом, уточнял, какие оппозиционные правительству партии разделяют программу легионеров и политику фюрера, что представляют собою отдельные лица, занимающие ответственные посты в правительственных учреждениях и в армии. Интересовали Канариса взаимоотношения короля Кароля Второго с окружающими его людьми, и с особой тщательностью он старался выяснить, насколько серьезно наследник престола молодой Михай поддерживает легионерское движение.

Коснулся адмирал и некоторых деталей деятельности военного министерства и сигуранцы[1].