Читаем Занавески полностью

А н н а. Ой, Тимофей Евпатыч, правда ли?

Н а к а т о в. У закс пойдем! Ты чо? Я человек простой, мене к чему брехать?

А н н а. Коля, ты-то как?!

К о л я. Хорошо бы, мама…

Н а к а т о в. Я б тебе, сынок, книжки куплял. И бабушку бы взяли.

У с о л ь ц е в а. Господи!

Н а к а т о в. Карахтер у меня легкай! Человек я бывалый! Помру, все ваше. Опять же бабушка разговоры нам говорила б. И славно, и хорошо!

А н н а. Согласная я!

Н а к а т о в. И правильно, жена! И молодца! Мы таперича проживем! Ну-ка, непутевый, плесни кружевно!

Ш и ш и г и н. Молодец, старик, угадал меня.

С и м а. Ой, как хорошо едем! (Запевает.) Ой, да при лужке, да при зеленом луге…


Свет гаснет.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Вагон. За его окнами ночь.

Высвечиваются  Л и д и я  и  Ш и ш и г и н.


Л и д и я. Плохо тебе?

Ш и ш и г и н. Нет.

Л и д и я. Я все думаю: как жить дальше? Все враз развалилось. Ах ты, Шишигин… Наверное, было бы лучше, если бы я не уходила от тебя.

Ш и ш и г и н. Тосковала бы. Это хуже. Тоска человека съедает.

Л и д и я. Может, и ты бы не запил.

Ш и ш и г и н. Лидуня, я человек маленький. Со мной жить форсу нет. А ты красивая. К достатку привыкла.

Л и д и я. Ты меня не винишь?

Ш и ш и г и н. Что ты! Кто я такой, тебя винить? Это ты меня прости.


Подходит  К а т я.


К а т я. Я посижу с вами?

Л и д и я. Посиди.

К а т я. А мне Сомова жалко. Странно, что мы едем в каком-то грязном вагоне. Какие-то люди… И куда мы едем? И кто мы? Дед говорит, Расея пошла… А я гляжу в окно и не вижу никакой Расеи! И люди, главное, калеченые да убогие… Отец мой и тот…

Ш и ш и г и н. И тот алкаш…

К а т я. Да! И меня это задевает. Это унижает меня!

Л и д и я. Мы уже слышали это.

К а т я. Шишигин, какая тебе разница, дочь я тебе или просто так?

Ш и ш и г и н. Так ведь, Катя! А впрочем, я не знаю!

К а т я. Да все равно тебе, все равно! А вот ему не все равно! Он воспитывал меня, он мною гордился, а я гордилась им! Теперь-то что?

Ш и ш и г и н. Выходит, ты меня и за человека не принимаешь?

К а т я. Да нет… Я не знаю, что мне делать! Ведь Сомов мне дороже всех! А он сделал шаг, и его нету. То есть он есть, и я его даже вижу, но его уже нет! Шишигин, ты вправду умираешь?

Ш и ш и г и н. Что делать…

К а т я. Тебе страшно?

Ш и ш и г и н. Страшно. Все надеюсь, думаю, ну а вдруг какое-нибудь лекарство…

С о м о в. Не надо было пить!

Л и д и я. Ты не спишь?

С о м о в. Нет.

К а т я. Сомов, не бросай маму, а?

С о м о в. Я слышал, как ты сказала, что тебя унижает… Так вот меня тоже! И я хотел бы иметь свою дочь! Одним ударом, как скальпелем, меня отрезало от вашей семьи. Вот она, ваша семья! Посмотрите друг на друга, посмотрите! Вы связаны кровно. А я? Шут гороховый! И никто не смейте мне возражать!

Ш и ш и г и н. Да я помру, и ты забудешь…

С о м о в. Как ты меня переиграл, Платон? Посмотри, как удивительно распорядилась жизнь. Я, всю жизнь преодолевавший гнусную внутреннюю пещерную жизнь, так и не сумел! Она в последний миг настигла меня и ухватила! Я иногда ненавижу, что родился русским! Мне кажется, что все русские пахнут вокзалами и опрелостью! А что помнит и знает моя кровь?! Унылый труд… Унылый и постылый труд сотен, а то и миллионов моих предков. Последние две сотни лет мои предки учительствовали кто где. В сельских школах! Они думали, что несут в деревню доброе, вечное! А несли на самом деле суетное, глупое и бесконечно ненужное! Бесконечно! Это наше бездарное образование… Эта наша бездарность вообще… Наша жизнь это насилие над собой. Жизнь нашего государства — это насилие над всеми!

Л и д и я. Меня это не интересует. Эти твои разговоры также бесконечно не нужны, Сомик!

С о м о в. Что тебе надо?

Л и д и я. Мне? Ничего. Я хочу доехать до большой станции, забрать дочь, Шишигина и, как умеешь говорить ты, оттолкнуться от этого берега. Я покидаю тебя, Сомик, мой нежный, иронический раб.

С о м о в. Интересно… Разве нельзя это было сделать сразу?

Л и д и я. Я еще ничего не знала о Берте. Но, Сомик, она же некрасивая! Ты станешь ее стесняться, а после, и очень даже быстро, возненавидишь.

С о м о в. Ну почему, она милая…

Л и д и я. Она уродлива! Да! И ее грудь поросла волосом. И ты это видел!

К а т я. Мама, не надо!

Л и д и я. Я ему говорю по-дружески.

С о м о в. В конце концов, все вы одинаковы!

Л и д и я. Вовсе нет. Приедешь в Америку, сравнишь, напишешь.

К а т я. Он не напишет.

Ш и ш и г и н. Он не уедет.

С о м о в. С чего ты взял?

Ш и ш и г и н. С потолка! Не может русский человек уехать, землю бросить, больную Родину!

К а т я. Шишигин, всем опротивело слушать о бесконечно больной Родине! Все говорят, и никто толком не знает, чем она больна и как ее лечить!

С о м о в. Вот именно! Россия вымирает, и слава Богу! В том виде, в каком она существует, она никому не нужна.

К о л я. Вот вы писатель, а такое говорите…

К а т я. Коленька! Я совсем забыла про тебя, Коленька! Вот, вот кто нам скажет правду! Ну, ну?!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Батум
Батум

Пьесу о Сталине «Батум» — сочинение Булгакова, завершающее его борьбу между «разрешенной» и «неразрешенной» литературой под занавес собственной жизни,— даже в эпоху горбачевской «перестройки» не спешили печатать. Соображения были в высшей степени либеральные: публикация пьесы, канонизирующей вождя, может, дескать, затемнить и опорочить светлый облик писателя, занесенного в новейшие святцы…Официозная пьеса, подарок к 60-летию вождя, была построена на сложной и опасной смысловой игре и исполнена сюрпризов. Дерзкий план провалился, притом в форме, оскорбительной для писательского достоинства автора. «Батум» стал формой самоуничтожения писателя,— и душевного, и физического.

Михаил Александрович Булгаков , Михаил Афанасьевич Булгаков , Михаил Булгаков

Драматургия / Драматургия / Проза / Русская классическая проза