Лаура улыбнулась, кивнула, давая понять, что согласна с услышанным, и они двинулись дальше. Пока — по широким коридорам и таким же широким лестницам центральной башни ДылдаСити, и одновременно — прочь из него, из города. Каждый шаг приближал их к конвертоплану, но, учитывая, что бунтовщики уже несколько раз появлялись во внутреннем городе, опасность могла таиться за каждым углом, и телохранители Лауры принимали максимальные меры предосторожности.
— Чисто!
— Можно!
Конвой состоял из двенадцати человек. Двое в авангарде ощупывали дорогу взглядами и сонаправленными со взглядами стволами. Двое замыкали небольшую колонну, удерживая на прицеле пройденные двери и коридоры. Четверо самых крупных солдат живым щитом окружали Лауру, а трое несли контейнеры с гонораром. Золото и радиотаблы, которыми Дюк расплатился за смерть ненавистных отбросов. В каждом контейнере лежало столько, что хватило бы всем охранникам Лауры до конца жизни, однако женщина безбоязненно вверяла им и себя, и деньги — все телохранители Най были инфицированы. Ничего личного — просто мера предосторожности.
Осознав масштаб разразившейся катастрофы, начальник службы безопасности научного центра пожелал взять на себя всю полноту власти, заявил об этом Лауре и наверняка взял бы, но умная красавица за пару дней до нахального предложения распылила в помещениях собственноручно разработанный вирус, и с тех пор жизнь помощников Най подчинялась одному нехитрому правилу: беречь Лауру как зеницу ока, поскольку только она знала формулу антидота. А вкалывать его требовалось раз в месяц…
— Чисто!
— Можно!
Перед выходом на вертолётную площадку на мгновение остановились, привыкая к дождю, хоть и слабому — смена обстановки, смена освещения, — огляделись, зафиксировав отсутствие охраны, но не придав этому значения — все знали, что из-за прорыва у восточных ворот Борису пришлось сбивать в ударные отряды всех, кто был под рукой. Двинулись дальше, но уже на третьем шаге Лаура почувствовала неладное. Почувствовала раньше телохранителей.
— Стоп!
Бойцы среагировали мгновенно: окружили её, готовые убивать и умирать, но вместо выстрелов услышали негромкий вопрос:
— Помнишь меня?
И резко повернулись.
А он стоял на плоской крыше будки, из которой только что явился конвой — широкоплечий мужчина с пронзительно синими и пронзительно холодными глазами. Без маски и, кажется, без оружия.
— Альфред… — прошептала Най.
— Лаура… — улыбнулся в ответ Сатана…
— Чего тебе не нравится?
— Слишком просто, — проворчал Горький. — Мы перебили охрану, вошли в центральную башню, поднялись на лифте почти до самой крыши, и нас никто не остановил. Слишком просто.
— У Дюка большие проблемы на периметре.
— Не настолько большие, чтобы снять охрану с центральной. — Горький вздохнул. — Здесь его оплот, Боксёр, его штаб, арсенал, покои… Здесь его спальня!
— И что?
— А то, что раз мы здесь, значит, Дюк этого хочет.
Из лифта они вышли вместе с Сатаной и Майором — на восемьдесят четвёртом уровне, и там же расстались, решив продолжить путь по лестнице. Однако отправились не вниз, к лаборатории, а наверх, к штабу. Поднялись на восемьдесят пятый, осмотрели ближайший коридор, убедились, что в нём никого нет, но не рискнули заглядывать за бронированную дверь, перекрывавшую путь метрах в тридцати дальше. Её можно было снести, но бунтовщики не торопились.
Их обуяли сомнения.
— Надо уходить, — выразил Горелый общую мысль. — Надо взять лабораторию, как ты хотел сначала, и уходить.
— Теперь поздно.
— Может, успеем.
Однако главарь имел в виду совсем другое.
— Не получится, — объяснил Боксёр. — Дюк не отстанет, не простит нам мятежа и будет преследовать до тех пор, пока не убьёт. — А чтобы у «верных друзей» не возникло желания расплатиться с герцогом его головой, добавил: — Будет преследовать всех нас.
— Уйдём в другой город.
— К падишаху Кеннеди, — поддержал Горелого один из бойцов.
— Кеннеди не станет затевать из-за нас войну с Борисом — выдаст. Или сам кончит.
— Он ведь собирался воевать!
Боксёр резко обернулся и зло ощерился:
— Он собирался войти в Сити, который бы мы залили кровью, понятно? Собирался завладеть Дылдой нашими руками, а потом кончить.
— Ты не хотел пускать сюда Кеннеди, — сообразил Горелый.
— Конечно, нет! Я собирался занять место герцога, а не ложиться под падишаха. И я займу! Осталось чуть-чуть! — Боксёр поднял тяжёлую штурмовую винтовку и оглядел соратников. — Мы уже должны были умереть, парни, должны были сдохнуть в канаве, отравленные Дюком. Но мы здесь. Нас всего пятеро, но мы — лучшие. И у нас есть шанс не только расплатиться с этой сволочью, но всё переиграть. У нас есть шанс одним ударом решить дело в свою пользу, и я попробую этим шансом воспользоваться. Даже если придется идти одному…
— Альфред…
— Лаура…
Чудесные ореховые глаза и ледяные синие. Взгляды, в которых любовь так сильно смешалась с ненавистью, что разделить их была неспособна даже смерть.
— Альфред…
— Лаура…