Занятие не для дилетантов

Кэррол с самого начала понимал, что Фелиция Хант — слабое место в его плане, — продолжал Эллери, — она была неврастенична, и Кэррол опасался, что при нажиме она подведет его в самый нужный момент. Кэррол рассказывал, что Фелиция нервничала все больше и больше, по мере того, как приближался суд. И потому за день до его начала он решил снова переговорить с ней. Узнав, что Фелиция скрывается в Уэстчестере, Кэррол под благовидным предлогом покинул дом и направился туда. Его худшие опасения подтвердились. Фелиция сообщила ему, что переменила решение. Разразится скандал или нет, она не пойдет на лжесвидетельство под присягой и клятвопреступление. Но Фелиция не сказала — а если бы сказала, возможно, спасла бы себе жизнь, — что она выкрала и уничтожила заявление-алиби, которое он заставил ее подписать несколько месяцев тому назад.

Кэррол схватил первый подвернувшийся под руку тяжелый предмет и стукнул ее по голове. Теперь, по крайней мере, утешил он себя, Фелиция не сможет отречься от подписанного ею заявления. Он-то полагал, что документ лежит у него в сейфе.

— И ты сохранял все это в тайне, — пробурчал отец. — С какой стати, Эллери? Ты наверняка ничем не обязан Кэрролу.

Эллери оторвал взгляд от стены. У него был бесконечно усталый вид.

— Нет, я ничем не обязан Кэрролу, человеку с совершенно искаженным представлением о морали… слишком горд, чтоб жить на деньги жены, однако способен стянуть двадцать тысяч долларов… верный муж, однако хранит любовные письма женщины, которую презирает, глядишь — в будущем пригодятся… человек сомнительной честности, способный разыграть сцену не хуже профессионального актера… любящий отец, позволивший себе убить двух человек. Нет, я ничем ему не обязан, — повторил Эллери, — но дело не только в самом Кэрроле. И он понимал это лучше всех. В тот день меня вдруг осенило, пока мы ждали решения присяжных, и я сказал миссис Кэррол, что не могу спасти ее мужа: слишком поздно. Тогда лишь один Кэррол уразумел, что я имел в виду. Он смекнул: подразумевается, что для него слишком поздно, потому что я знаю — он виновен в убийстве. И когда я дал ему это понять, он намекнул, чтобы я его не выдавал. Не ради спасения своей жизни — уж он-то знал, какой приговор вынесут присяжные, Кэррол знал, что он — живой труп.

И я уважил его последнее желание. Спасти его я не мог, но вот спасти память о нем в его семье было в моих силах. Таким образом, Елена Кэррол и маленькие Бреки и Луан всегда будут думать, что Джон Кэррол пал жертвой судебной ошибки. — Эллери скинул пальто и, направляясь в спальню, добавил: — Как же я мог отказать им в утешении?

ДЖОН МАКДОНАЛЬД Занятие не для дилетантов

© Перевод на русский язык В. Вебера

Я наверное, смогу объяснить, почему так расстроился из-за неприятностей Хаулера Брауни, если скажу, что наши отношения несколько отличны от тех, что возникают между владельцем развлекательного заведения и парнем, бренчащим на рояле. Во-первых, потому что он спас меня от голода спустя год после демобилизации, когда я все еще не мог найти работу, а во-вторых, потому что я кой-чем помог ему в Неаполе, когда мы оба пахали на Дядю Сэма.

Он не распространялся о своем ночном клубе «Пять Сосен», когда мы случайно встретились на улице Рочестера и я рассказал ему о моих неурядицах. Просто посадил меня в машину и отвез в клуб. Я все увидел сам, и меня приятно удивило длинное невысокое здание в паре сотен футов от автострады, перед которым росли пять огромных сосен. Чувствовались класс и немалая прибыль. Так оно, собственно, и было. Клуб выманивал местных землевладельцев из их поместий, предлагая лучшую в округе еду и выпивку. Так что на недостаток денег Хаулер не жаловался.

Я думаю, прозвище[8] свое он получил из-за привычки размахивать руками и истошно вопить, если что-то делалось не по его. Хаулер — крупный мужчина, с быстро растущим животом, красной физиономией под шапкой жестких вьющихся черных волос. Выглядит он, как многоуважаемый сенатор от какой-нибудь Северной Дакоты. Но у него большое, в двадцать карат, сердце, каким может похвастать едва ли кто из политиканов.

Меня зовут Уэнтли Ди. Си. Морз, но почему-то все называют Бад[9]. Особенно я нравлюсь женщинам с неутоленным материнским инстинктом, возможно, благодаря милой круглой мордашке и чисто вымытой шее. И я не из тех, кто не пользуется преимуществами, дарованными природой.