– Отец?! – в это мгновение Георгий вскочил со скамейки и кинулся к решетке, подойдя к своей матери настолько близко, насколько это было вообще возможно в его положении. – А где он, отец, а? Ты думаешь, зачем я все это делаю? Думаешь, мне это все нужно было бы, если бы наш отец тогда не был бы настолько любопытным… и слабым? Он не захотел бороться, он оставил нас, и теперь я здесь, только потому что всегда думаю о нем, всегда должен защищать вас вместо него. Так что не говори мне, чего бы он хотел, а чего – нет, я здесь только потому, что это его – нет! И, может быть, он бы и стерпел то, куда втаптывал меня этот «золотой», но я – нет! В этом-то мы с ним и разные, я буду бороться и добьюсь своего, а не сдамся, словно я один на свете, словно у меня и нет родных, которые от меня зависят, словно я имею право просто взять и покориться этой судьбе! И тот выскочка получил то, что заслуживал, а еще… Еще он отобрал у меня мое, он вырвал мою душу и насмехался над ней! Теперь, со сломанной челюстью, он долго не сможет этого делать.
Людмила в тот момент поняла, что совершенно не знает своего сына. Возможно, ей было известно о его характере, его предпочтениях в еде, но вот о настоящей жизни – ничего. Она поймала себя на мысли, что никогда не расспрашивала его о войне, о Марии, и почувствовала всепоглощающее чувство вины за то, что перестала ему быть матерью – и уже довольно давно. Бытовые хлопоты, учеба Андрюши – она слишком рано перестала воспринимать его как ребенка, они очень редко говорили о смерти Павла, и она была не в курсе душевных переживаний Гоши: ее больше беспокоило то, сыт ли он и тепло ли одет. А может, ей просто больше нравилось жить в неведении, ведь так намного легче – не замечая того, что она оставляет свое дитя один на один с миром, без всяческой поддержки. Ей было неприятно наблюдать сейчас его темную сторону – даже не столько неприятно, сколько страшно. Ей захотелось повернуть время вспять и снова увидеть Гошеньку малышом, мило воркующим в своей колыбели.
Люда не стала продолжать упрекать своего сына, она только сказала:
– Гоша, мы будем делать все возможное, мы с тобой, я приду вечером, хорошо? Хочешь, Андрюшу возьму?
– Не приводи его, пока не нужно, лучше узнай, что с сыном Дениса Гавриловича, если получится. И, если будешь не успевать или очень уставшей – можешь и сама не приходить, я пойму, – ответил Георгий.
– Ну что ты такое говоришь, за двадцать уже перевалило, а ума нет. И чему вас там только учат в техникумах… Что-нибудь придумаем, – подбадривающе говорила Людмила, и добавила: – Я пойду, на работу уже опаздываю, будь умницей. До вечера!
– Мам… – позвал Георгий свою мать, хотя та еще не успела даже отвернуться.
– Да, Гоша.
– Спасибо.
И тут Люда узнала своего сына: он все-таки не бездушный бандит, ломающий челюсти в ресторанах, он – ее Гоша, а случиться может всякое.
– Не выдумывай, дурачок, – улыбаясь, ответила ему женщина. – Ешь, я еще принесу, – и с этими словами она поспешила на выход.
У Георгия, безусловно, после визита матери полегчало на душе, но он понимал, что ситуация не изменилась, он знал – ему грозит тюрьма. Именно те люди, к которым он мог бы обратится за помощью, и стали жертвами его преступления – пусть и косвенно, так что вариантов не было. За прошедший год Гоша узнал, насколько влиятельным человеком был Денис Гаврилович, какой властью обладали его знакомые и как сильно его уважали.
Внезапно его размышления прервал новый посетитель. Его появление заставило молодого человека подняться с места.
– Здравствуйте, – поздоровался молодой человек первым.
– Здравствуй, солдат, – перебирая желваками, поприветствовал парня гость в ответ. – Тебе не интересно, как поживает мой сын?
– Конечно, как он? – аккуратно поинтересовался Георгий.
– Будет жить, еще ночью пришел в себя, рука у тебя не легкая, челюсть практически снесена, нос больше не выпирает… Вечером в Москву, – тяжело проговорил мужчина.
– Мне жаль, – все также тихо отвечал Гоша.
– Жаль? С чего бы это? – спросил его гость, пристально смотря ему в глаза.
– Не его. Мне жаль, что вам больно, – честно ответил ему Георгий, этот ответ дался ему тяжело: ему вовсе не хотелось усугублять свое положение, но Денис Гаврилович за это время стал ему по-отцовски близок и иначе он не мог.
Денис Гаврилович без улыбки выдавил из себя:
– Ха. Так я и думал. Поэтому и пришел.
– Что? – удивленно, но также тихо произнес Гоша.
– Ты, Гоша, – солдат, это видно по-своему, и работаешь ты на совесть, – заговорил Денис Гаврилович. Заметно, что ему было не очень приятно смотреть на молодого человека: будто его душа разрывалась на две части, одна из которых чувствовала жалость к сыну, а другая переживала за судьбу своего протеже. – Теперь я знаю точно, что ты не умеешь врать. Через пятнадцать минут после того, как я уйду, тебя выпустят. Не хворай!
Тут мужчина поднялся, намереваясь выйти.