Занимательная история Георгия Золотова и ему подобных

Люда шла домой из школы, в которой проводила уроки для младших классов. Ее рабочий день уже закончился, но почему-то ей перехотелось идти домой. Она еще не успела зайти в магазин, в руках не было тяжелых сумок с продуктами, так что она просто пошла в другую сторону. Она была уверена, что двадцатидвухлетний парень сам сможет разогреть еду. Люде казалось, что внутри парней в этом возрасте живет всеядный монстр, который способен поглощать пищу сколь угодно часто и много. Так Люда прошла по широкой улице, ведущей через рынок к железнодорожному вокзалу. У нее не было определенной цели, и от этого было немного не по себе – так как с тех пор, как ей стукнуло… она даже не могла припомнить сколько именно, жизнь больше не предоставляла ей возможности «побродить».

Вот она уже заметила здание железнодорожного вокзала, сами рельсы еще были не видны, но с каждым шагом по пути к этому вечно живому месту, вершащему сотни судеб ежедневно, на нее снисходило теплое чувство ностальгии. Она вдруг вспомнила, как они с Павлом впервые приехали сюда, он – домой, а она – из дома, тогда еще не было ни Гоши, ни Андрюши, но был Паша… Люда подумала, что она еще вовсе не такая старая, и она думала о том, что Павел тоже сейчас бы не был старым, они оба бы были в своих «сороковых». И вдруг ей захотелось помечать о том, что, если бы он был сейчас жив, возможно, они могли бы вместе прийти на этот вокзал и вспомнить, с чего все начиналось, но чем реальней ей удавалось представить это, тем ясней она понимала, что, скорее всего, этого бы никогда не случилось.

Как бы она объяснила Павлу, что ей вдруг захотелось побродить – он бы наверняка подумал, что она спятила вконец, ведь при его жизни у них было не очень-то много романтики – все больше заботы, быт. Люда вовсе ни о чем не жалела, было много теплых воспоминаний – и ей было совершенно ясно, отчего они так мало говорили, отчего так мало ходили, отчего так редко держались за руки. И она не желала себе другой жизни, точно зная, что и Павел никогда не хотел другого, он был ее мужем, а она была ему женой, они были обычной семьей каких тысячи.

Но потом он умер. Люда уже дошла до самого конца помещения железнодорожного вокзала, она размышляла о своем и стояла около прилавка с канцтоварами, синие и зеленые тетради в косую и в клетку с надписью «Тетрадь» на 12 листов по две копейки и на 18 – по три, дневники цвета слоновой кости, с надписью «Дневник», синие и черные шариковые ручки по 11 и 35 копеек, простые карандаши с ластиком и без по 1 копейке и выше – она постоянно имеет дело с подобными вещами в школе.

Тут ей на глаза попался красивейший блокнот коричневого цвета: он походил на очень важную записную книжку. Обложка напоминала кожаную, и от нее просто невозможно было отвести взгляд. Ценник же угрожающе намекал, что это очередная вещь, которую Люда не могла себе позволить. Однако неожиданно для самой себя, она достала из кошелька четыре рубля двадцать копеек без сдачи и протянула продавщице.

– Вон тот коричневый блокнот, пожалуйста.

Продавщица покорно взяла в руки единственный экземпляр этого почти «золотого» изделия и вручила Людмиле – та была вне себя от восторга. Люда даже не поняла, отчего этот блокнот принес ей столько эмоций. И вот она, не пряча его в сумку, а положив под мышку, словно папку, пошла к выходу. Теперь же, направляясь домой, женщина тихо порадовалась: во-первых, потому что на этот раз у нее было оправдание своей прогулке, а также самому факту того, что ее маленькое приключение еще не окончено.

13

– Присаживайся, – спокойно, оторвав взгляд от бумаг лишь на секунду, проговорил Денис Гаврилович.

Гоша переступил порог кабинета и аккуратно присел на стул, стоящий перед столом. Он молча просидел около минуты, боясь нарушить тишину и ожидая, когда Денис Гаврилович освободится.

– Чего молчишь? – наконец-то отодвинув от себя на какой-то сантиметр бумаги, спросил мужчина Гошу, на что тот уставился на него, сглатывая слюну.

– Ничего… Надеюсь, не опоздал… – начал что-то бормотать парень.

– Нет, не опоздал. Что нам теперь делать, Георгий, не знаешь случайно? – задал еще один вопрос замдиректора.

– Никак нет, – и через секунду добавил, – но я благодарен, что вы позволили мне навестить родных.

– Что же, думаешь, я тебя собираюсь упрятать за то, что ты размозжил голову Антону?

Гоше нечего было ответить, и он просто опустил глаза.

– Ладно, слушай сюда. Ты больше не сможешь работать с Витей, а знаешь все почему?

Гоша все еще молчал, но он понимал, что ему следует поднять глаза, так как Денис Гаврилович обращался к нему.

– А это все потому, что ты – дурак! – многозначительно, но негромко сам себе ответил замдиректора. Гоше только и оставалось сглатывать слюну, которая символически означала беспомощность, нервозность и осознание скользкого положения, в которое он сам себя поставил.

Но мужчина продолжал:

– Значит так, я тебе буду говорить, а ты будешь слушать. И еще одно.

– Что? – с готовностью, словно продолжая монолог, спросил Георгий.