Занимательное дождеведение: дождь в истории, науке и искусстве

Великое наводнение 1927 года на Миссисипи и последовавший всего три года спустя «Пыльный котел» были двумя из многих катастроф, показавших, что дождь неодинаково проливается на богатых и бедных, правых и виноватых. Ни одна из этих двух катастроф не была бы столь разрушительной для некоторых наименее защищенных групп населения в стране, если бы мы уделили более пристальное внимание ранней истории речных паводков и засух, которые пережило поколение Урии Облингера.

Вызывая половодье на реке или смывая удобрения в Мексиканский залив, дождь сам по себе совершенно не деструктивен. Таким его сделали только мы. Мы распахивали луга, заселяли поймы и отстраивали Америку так, будто она ограждена от воздействия дождя. Сегодня наводнения стали одним из главных и нарастающих факторов риска, связанных с потеплением климата.

Все больше ученых считает, что мы приближаемся к климатической катастрофе быстрее, чем сами осознаем, – и полагает, что пора ставить на повестку дня вопрос о крупномасштабном воздействии на атмосферу, называемом геоинженерией. В одном из сценариев ученые воспроизводят глобальное охлаждение, которое в результате своего извержения в 1991 году вызвал вулкан Пинатубо. Закачанные в атмосферу десять миллионов тонн серы привели к снижению температур по всему земному шару в среднем на 1 градус Фаренгейта. Такой же эффект дала бы целенаправленная закачка в небо тысяч тонн частиц для преломления солнечного света, утверждают геоинженеры, желающие изучить эту идею. Они сравнивают ее с химиотерапией для Земли: искусственным охлаждением не всякий захочет заниматься, но для того чтобы спасти планету, мы должны подготовить как можно более качественную научную основу. Они признают, что стоит помнить и об отрицательных сторонах химиотерапии. Европейский союз наук о Земле опубликовал результаты исследований, показывающие, что итоговая потеря солнечной радиации могла бы повлечь за собой тревожные последствия для людей и для Земли – в частности, значительное уменьшение количества осадков, выпадающих на Европу и Северную Америку.

Как давным-давно отметил Пауэлл в своем докладе о засушливых землях, «погода на земном шаре – это сложное целое, каждая часть которого реагирует на любую другую, и каждая часть которого зависит от всех остальных». Кто бы мог себе представить в XVIII веке, что загрязняющее вещество, выбрасываемое в воздух фабрикой дождевиков господина Макинтоша в Манчестере, может вызвать крупную катастрофу со здоровьем людей в Великом лондонском смоге 1952 года и уж тем более уничтожить прекрасный черный лес в Германии невидимым и смертоносным кислотным дождем?

В конце XIX века поэт Хоакин Миллер, живший на западе США, в горах, обращенных на Окленд в штате Калифорния, так любил дождь, что создал свою персональную дождевую машину, чтобы вода громко стучала по крыше. Всякий раз, испытывая потребность в литературном вдохновении, он мог повернуть кран в своем доме и включить ливень на улице. В 1893 году Миллер написал роман-утопию, в котором неодобрительно отзывался о «крайнем эгоизме» колонии переселенцев в засушливом краю, которые молились о дожде для своей кукурузы, хотя и знали, что тем самым отнимают его у пересохших садов со смоковницами, принадлежащих соседям. В конце концов в его идеальном обществе будущего восторжествовал тот самый подход, который мы сейчас называем геоинженерией. Невыполнимое условие заключалось в том, что для управления погодой требуется утопия, пишет специалист по истории погоды Уильям Б. Майер, «ибо никакое общество, за исключением идеально справедливого и гармоничного, точно не смогло бы употребить эту силу во благо».

В истории о дожде и человечестве, которое никогда не бывает совершенно справедливым и гармоничным, самые позорные несправедливости случались на фоне страха и отчаяния во время экстремальных засух и экстремальных ливней: принесение детей в жертву богу дождя Тлалоку, сжигание ведьм на кострах за то, что накликают бури. Пока Земля пульсирует самыми экстремальными дождями и засухами, переживаемыми современным человечеством, стоит помнить о самых иррациональных отголосках нашего бурного прошлого.

В «Марсианских хрониках» Рэй Брэдбери писал, что марсиане «слили вместе религию, искусство и науку: ведь наука в конечном счете – исследование чуда, коего мы не в силах объяснить, а искусство – толкование этого чуда»[33]. Дождь – не только часть нашей хаотичной атмосферы, но и часть наших собственных хаотичных личностей – соединенных в каждой священной книге, от Библии до Ригведы, во всех человеческих жанрах, от клинописи до Шопена.

Пока ученые выясняют телесные тайны дождя, он и сам призывает вдыхать его местные запахи, топать по его лужам и охлаждаться в его потоках. Я не могла бы закончить этот рассказ, не отпраздновав это в самом дождливом месте на Земле – в Черапунджи.

Эпилог В ожидании дождя