Жизненный опыт, приобретенный во Франции, где он работал сначала уполномоченным по торговле от США, а затем послом при дворе в Версале, научил Джефферсона тому, что американские дожди полезнее для здоровья, чем европейские. Опираясь на свои наблюдения за осадками и облачным покровом на двух континентах, он предположил, что в Виргинии больше не только дождей, но и солнечного света, чем в городах вроде Лондона, где холодное небо словно бы прозябает в бесконечной мороси. В Виргинии действительно может лить как из ведра. Но обильные горные дожди освежают землю. Наполняют реки и озера, обеспечивают приток грунтовых вод в колодцы. И зачастую за ними следуют яркое солнце и радуги, которыми Джефферсон так восхищался, когда они пронизывали простор от его удобной точки обзора в Монтичелло до речной долины внизу.
Расчеты Джефферсона были поразительно точны для человека, жившего за двести лет до передовых погодных технологий. Средние осадки в своем регионе он оценивал в 1194 мм в год. Современные метеорологи дают среднее значение на уровне 1168 мм осадков в год, выпадающих в течение примерно 116 дней. В Лондоне большее количество дождливых дней – в среднем 133 – приносит меньшие суммарные осадки – около 838 мм, как и предполагал Джефферсон.
Но понадобится намного больше, чем «Погодный дневник», чтобы убедить графа де Бюффона пересмотреть свою теорию вырождения. Исчерпывающе подробного отчета Джефферсона о климате и природе в его родном штате, доставленного графу в 1785 году, оказалось недостаточно. Не убедило и личное свидетельство, когда позднее в том же году они встретились в Париже, и американский посланник поведал скептически настроенному графу, что европейский олень «мог бы ходить под брюхом у нашего лося».
Наконец Джефферсону удалось решить, быть может, самую сложную в истории задачу по восстановлению имиджа. Чтобы доказать, что североамериканские животные не худосочны, он написал в Нью-Хэмпшир своему другу генералу Джону Салливану, умоляя его найти и убить сохатого в заснеженных северных лесах, а затем отправить скелет, кожу и рога в Париж. Затея была трудоемкой для Салливана и дорогостоящей для Джефферсона. Но это сработало. Получив в качестве доказательства огромное четвероногое животное, Бюффон, по словам Джефферсона, «пообещал в своем следующем томе исправить эти вещи». Но этого так и не случилось, поскольку вскоре граф умер.
История с лосем смакуется во многих биографиях Джефферсона. Но невероятная ирония судьбы во всей эпопее, затеянной Джефферсоном с целью опровергнуть теорию вырождения, связана вовсе не с лесами Нью-Хэмпшира, а с небом над Виргинией.
На протяжении многих лет, пока он кропотливо собирал данные об осадках, чтобы доказать, что Новый Свет не такой уж пасмурный, сырой, влажный, мокрый, неприветливый, топкий, промозглый, ливневый, душный, росистый, моросящий, волглый, туманный, болотистый, Джефферсон, его семья, его посевы и особенно его рабы страдали от засухи.
В Монтичелло синоптику-основателю постоянно не хватало воды, и он мечтал о дожде.
При всей основательности, креативности и яркости, вложенных в Монтичелло – в его тщательно спланированные аллеи, продуманные восьмиугольные залы с куполами, расположенные на склоне лаборатории с фруктовыми, овощными и другими полезными растениями, – Джефферсон слишком уж полагался на осадки, рассчитывая, что они позволят выращивать те сельскохозяйственные культуры и жить той жизнью, что он себе представлял.
Хотя в отношении средних показателей по Виргинии он был совершенно прав, в Монтичелло никакая статистика не спасала. В действительности на протяжении большей части жизни Джефферсона его имение страдало от засух. Ситуация была бы не столь тяжелой, если бы он строил у реки – если бы умел лучше понимать дождь.
Взгромоздившийся на вершине горы колодец Джефферсона даже при глубине 20 метров был особенно восприимчив к засухе. С 1769 по 1797 год хозяин регулярно заносил в свой «Погодный дневник» сведения о том, как функционирует колодец. В шесть из описанных лет он пересыхал. Специалист по истории архитектуры Джек Маклафлин подсчитал, что из этих засушливых лет два года пришлись на брак Джефферсона, пока он не овдовел, «а значит, пятую часть своей замужней жизни Марта Джефферсон не имела у себя дома надежного источника воды».