Занимательное дождеведение: дождь в истории, науке и искусстве

Потрясающе изящные, но обычно пустые баки Джефферсона – символы его тщетного стремления распространять семейные фермы на запад и по всем обширным внутренним территориям молодой страны. Джефферсон с почти религиозным трепетом относился к освоению американских земель за пределами Голубого хребта и считал развитие независимых ферм важнейшей задачей, стоящей перед первым поколением граждан США. Самостоятельные фермеры смогли бы укротить дикую природу, построить экономику и демократические принципы нации, превратить американцев в «спокойный, здоровый и независимый» народ.

Джефферсон никогда не жалел, что построил дом на маленькой горе, очаровавшей его в детстве. Несмотря на все тяготы, история сочла такой выбор чрезвычайно оригинальным, производившим впечатление на каждого посетителя при жизни хозяина и в последующие столетия. В 1816 году один из таких посетителей, генеральный прокурор США Ричард Раш, совершил паломничество в Монтичелло, которое он называл своей меккой, чтобы навестить стареющего Джефферсона, давнего друга его отца. Он восхищался тем, что туман никогда не поднимался до вершины горы, где Джефферсон «в гениальности, возвышенности, привычках и радостях своей жизни… чудесным образом вознесся над большинством смертных».

«Если бы это место не называлось Монтичелло, – писал Раш, – я назвал бы его Олимпом, а его обитателя Юпитером».

Это была яркая характеристика. На горе Олимп вратами служили облака. А Юпитер – царь богов в древнеримской мифологии, который одновременно был богом неба, дождя, грома и молний. В качестве творца дождей он звался Юпитер Плювиус.

Джефферсон олицетворял Плювиуса – С каким величием проносимся мы над бурями! Как же это прекрасно – заглядывать в мастерскую природы, видеть ее облака, град, снег, дождь, гром, и все это созидается у наших ног! – но отношения с дождем у него чисто американские. Его дотошные погодные журналы отражают жажду поиска, присущую научному уму – тому самому, который изобрел практичные устройства и выработал столь рациональную философию, что «американскому эксперименту суждено доказать, что люди могут руководствоваться разумом, и только разумом». И все же Джефферсон в определенной степени пренебрегал климатическими реалиями. С той же отвагой, какая побуждает нас осваивать самые влажные районы или обрабатывать землю в самых засушливых, возводить дома на речных поймах или на пути ураганов, он при строительстве дома ориентировался на романтические представления, а не на доступность питьевой воды. Он был уверен, что мелкие землевладельцы покорят дикую природу и построят экономику страны, хотя еще не знал, будет ли им хватать дождей для земледелия. Прошло много лет, но количество осадков оставалось недостаточным.

* * *

На рубеже XIX века большинство американцев все еще жили в пределах восьмидесяти километров от Атлантического океана. В своей инаугурационной речи 1801 года после избрания третьим президентом США Джефферсон предсказывал «растущую нацию, раскинувшуюся по обширной и плодородной земле… быстро продвигающуюся к судьбам, которые взору смертных еще недоступны». Два года спустя он убедил Конгресс одобрить его план финансирования экспедиции до самого «Западного океана».

Когда Джефферсон посылал капитана Мериуэзера Льюиса и Уильяма Кларка исследовать экономический потенциал Запада, его жизнь, воды и земли, он обратил особое внимание на климат. В его директивах подчеркивалось, что руководители экспедиции должны наблюдать и регистрировать «климат, характеризуемый показаниями термометра, соотношением дождливых, облачных и ясных дней, молниями, градом, снегом, льдом, наступлением и отступлением заморозков, ветрами, преобладающими в разное время года, датами, в которые определенные растения пускают и теряют цветы или листву, сроками появления определенных птиц, рептилий или насекомых».

Летом 1804 года Льюис и Кларк взобрались в Небраске на холм, с которого впервые им открылся обзор на травянистый простор, образующий серединную часть Америки. Кларк сделал запись о «бескрайней» и «выжженной» прерии. Семьдесят пять лет спустя даже Уолт Уитмен не смог адекватно описать безлесные, открытые ветрам прерии между Средним Западом и Скалистыми горами: «Нужны новые слова, когда пишешь об этих равнинах и обо всем внутриматериковом Американском Западе, – эпитетов далекий, большой, бескрайний и т. д. недостаточно».