Занимательное дождеведение: дождь в истории, науке и искусстве

Американский юморист Марк Твен начинает свой роман 1894 года «Американский претендент» предуведомлением для читателей: «В этой книге нет никакой погоды… Иной читатель, пожалуй, и не прочь бы прочитать всю книгу, но, узнав, что в ней нет указаний погоды, не станет этого делать»[30].

Твен отсылает читателей к абсурдному приложению, где они могут сами выбирать из списка витиеватых описаний погоды: «Нагромождения темных медных облаков, в которых струилось неистовое беззвездное сияние, исполински нависали над нелепым скоплением домишек, а вдали, накрывая низкую мглистую путаницу фронтонов и дымоходов, неслась пелена безжизненной, болезненной синевы, испещренной бессмысленно блестящими желтоватыми кляксами, черными оспинами плывущего пара и слабыми молниями, потрескивающими на ее поверхности».

Твен предвосхитил иронический мизераблизм британской поп-звезды, появившийся лишь сто лет спустя.

* * *

Музыкальный обозреватель однажды спросил молодого Стивена Патрика Моррисси, куда бы тот отправился, если бы ему пришлось под дулом пистолета покинуть Англию. Моррисси назвал Гернси или Джерси, два бейлевика в составе Нормандских островов. Эти владения британской короны расположены таким образом, что позволяют максимально приблизиться к Соединенному Королевству, не находясь там технически.

«Не Лос-Анджелес?» – спросил репортер.

«Нет. Мне нужна выдержка и борьба, а Лос-Анджелес классный, но люди, попадая туда, перестают быть настоящими. Постоянное и повторяющееся чувство удовлетворения не полезно для человеческого духа. Все мы нуждаемся в дожде и старой доброй депрессии. Жизнь не может состоять только из пива и боулинга».

К ужасу своих верных поклонников по всему миру группа The Smiths распалась в 1987 году. Совместное творчество музыкантов прожило всего пять лет. Моррисси и Марр больше никогда не разговаривали. Моррисси, включив свою фирменную меланхолию, взлетел с первым сольным альбомом Viva Hate. Он получил прозвище Епископ Уныния. На протяжении своей сольной карьеры он десять раз попадал в топ-10 британского чарта синглов. Но последующие его альбомы продавались все хуже и хуже.

У меня невольно возникает вопрос, действительно ли Моррисси в его музыке теперь не хватает мрачного дождливого Манчестера. В начале нового тысячелетия он переехал в новое поместье, в новую часть света. Молодожены Кларк Гейбл и Кэрол Ломбард в 1939 году приобрели этот пасторальный уголок и привели его в порядок, но наслаждались жизнью там всего три года, пока Ломбард не погибла в авиакатастрофе в возрасте 33 лет. По соседству жил и Ф. Скотт Фицджеральд: он арендовал гостевой домик возле поместья и на этом заключительном отрезке своей биографии перед смертью лихорадочно и бесплодно пытался сочинять киносценарии.

Поместье расположено чуть южнее Бульвара Вентура в солнечном, не слишком щедром на дожди Лос-Анджелесе.

Глава 10 Запах дождя

В человеческом стремлении запечатлеть дождь художники и писатели превосходят инженеров: их образы и слова усиливаются, а плотины со временем слабеют. Но самую чудесную попытку поймать мимолетный дождь предприняли жители отдаленного поселения на севере Индии. С этой целью они использовали не книгу и не гору, а маленький флакончик.

В индийском штате Уттар-Прадеш до Каннауджа ехать четыре часа по пыльной дороге на восток от осаждаемого туристами Тадж-Махала – беломраморного чуда, построенного падишахом Империи Великих Моголов Шах-Джаханом в память о своей третьей и любимой жене. Императрица Мумтаз-Махал умерла в 1632 году при родах четырнадцатого ребенка.

Тадж – величественная песнь Джахана об утраченной любви. Но падишах испытывал и гораздо более личную скорбь о супруге. На какое-то время он сменил свои яркие расшитые одежды на траурное белое облачение, забросил музыку, а это для верного покровителя была жертва. Если цвета и песни в конце концов вернулись, то благовониями Джахан больше никогда не пользовался. Ароматические масла, которые в Индии называют аттарами, были для царственной четы одним из главных совместных увлечений.

Издревле подносимые богам ароматические масла и ладан стали в дни империи еще и атрибутом верховной власти. Португальский монах-августинец Себастьен Манрике, которого однажды вечером евнух тайно провел на ужин в высшем обществе, где Манрике шпионил за Шах-Джаханом, с изумлением писал о золотых сосудах, серебряных корсетах и подставках для благовоний, источающих ароматы амбры, алойного дерева и цибета. Изо рта семиструйной гидры в желоб текла ароматизированная вода.