Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев

- Выгодная женитьба, - сказал Остап. - На худой конец я даже мог бы сделаться многоженцем и спокойно переезжать из города в город, таская за собой новый чемодан с захваченными у дежурной жены ценными вещами. 

При этих словах Джингль оживился. 

- Блестящая мысль! - воскликнул он. - Недавно поступил таким же образом. Пожилая леди. От меня без ума. Красивый молодой человек. Любовь с первого взгляда. Сто фунтов отступного. Я свободен как ветер. Можно опять начинать сначала. 

- Сто фунтов это огромные деньги, - завистливо вздохнул Остап. - Мне, к сожалению, не так повезло. У последней своей жены, мадам Грицацуевой, я позаимствовал всего лишь золотую брошь со стекляшками, дутый золотой браслет, полдюжины золоченых ложечек и чайное ситечко. Что и говорить, улов небогатый. Но зато я тоже свободен как ветер. И тоже могу начать все сначала. Послушай, дедушка! А что, если мне бросить своего предводителя команчей на произвол судьбы - пусть сам возится со своими сомнительными бриллиантами. А мы с тобой откроем акционерное общество по обольщению пожилых невест. Будем работать на пару. Ты, я вижу, парень не промах. Похоже, что мы с тобою и впрямь родственники! 

- Так вы, значит, все-таки признаете его своим дедом? - спросил Тугодум. 

- Пожалуй, - согласился Остап. - Но при условии, что вы признаете, что главными своими достижениями я все таки обязан не ему, а... 

- Разумеется, мы это признаем, - прервал его я. - Всем лучшим, что в вас есть, вы прежде всего, конечно, обязаны своим создателям - Илье Ильфу и Евгению Петрову. 

- Это уж само собой, - недовольно поморщился Остап. - Но я, по правде говоря, имел в виду не их, а... 

- Кого же! - не выдержал Тугодум. 

- Себя, друг мой. Исключительно самого себя. 

- Но ведь не станете же вы отрицать, - разгорячился Тугодум, - что это именно они, Ильф и Петров, сделали вас таким, какой вы есть! 

- Они-то они! - усмехнулся Остап. - Но если бы вы знали, чего мне это стоило! Я действовал то хитростью, то напором. Я пускал в ход все свое обаяние, добиваясь от них... 

- Чего! - снова не выдержал Тугодум. - Чего вы от них добивались! Остап улыбнулся: 

- Того, чего добивался друг моего детства Коля Остен-Сакен от подруги моего же детства Инги Зайонц. Он добивался любви. И я добивался любви. И наконец, добился. Илья Арнольдович и Евгений Петрович полюбили меня. Хоть и не сразу, но полюбили. И пошли мне навстречу. Вот и выходит, что всем блеском своего нестерпимого обаяния я обязан не предку моему, мистеру Джинглю, и не создателям своим - господам Ильфу и Петрову, а исключительно самому себе. Как принято говорить в таких случаях, я сам кузнец своего счастья! Вы, кажется, хотите оспорить этот несомненный факт? - обратился он ко мне. 

- Нет-нет, что вы! Даже и не думаю, - поспешно уверил его я. 

- То-то! - самодовольно ухмыльнулся Остап. - Адье, господа! Оревуар! Спешу на заседание Малого Совнаркома! 

- Надо же! - сказал Тугодум, когда мы с ним остались одни. - Его послушать, так выйдет, что это вовсе не Ильф с Петровым, а он сам написал и "Двенадцать стульев", и "Золотой теленок"... А вы тоже хороши! - укорил он меня. Сделали вид, что во всем с ним согласны... 

- Что значит сделал вид? Я действительно во многом с ним согласен. Кое-что он, конечно, слегка преувеличил... 

- Ха-ха! "Кое-что", "слегка", - передразнил меня Тугодум. - Да вы что! Шутите, что ли? 

- И не думаю. Можешь мне поверить: роль Остапа Бендера в создании этих двух знаменитых романов была действительно велика. Впрочем, если ты не веришь мне, так, может быть, поверишь одному из создателей "Двенадцати стульев" и "Золотого теленка"... 

Я снял с полки пятый том собрания сочинений И. Ильфа и Е. Петрова, раскрыл его на заранее заложенной странице и протянул Тугодуму: 

- На-ка вот! Прочти! 

ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВ. ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ОБ ИЛЬФЕ 

Остап Бендер был задуман как второстепенная фигура, почти что эпизодическое лицо. Для него у нас была приготовлена фраза, которую мы слышали от одного нашего знакомого бильярдиста: "Ключ от квартиры, где деньги лежат". Но Бендер стал постепенно выпирать из приготовленных для него рамок. Скоро мы уже не могли с ним сладить. К концу романа мы обращались с ним, как с живым человеком, и часто сердились на него за нахальство, с которым он пролезал почти в каждую главу. 

- Ну? И что вы этим хотите сказать? - недоверчиво спросил Тугодум, дочитав до конца этот, отмеченный мною отрывок из воспоминаний Евгения Петрова.