Занимательные истории

Конрар весьма подходит для должности секретаря in ogni modo[286], и, ежели бы ему позволило здоровье, он не преминул бы запастись всем тем, что требуется для члена Академии. Кстати об Академии: он первый внес туда беспорядок и причинил ей немало вреда; поскольку Безон женился на одной из его родственниц, Конрар стакнулся с Шапленом, чтобы провести Безона в ряды академиков; затем в их число был принят и Саломон, коллега Безона по должности товарища прокурора Большого Совета; с тех пор все пошло кувырком. Хитрая политика этих господ состояла в том, что они привлекали в свою компанию знатных людей. Г-н Шаплен, который вырабатывал уставы, если их можно назвать уставами, навел во всем такую стройность, что, хотя люди там собрались и умные, предотвратить полнейший беспорядок в скорости стало невозможно. В дальнейшем, но уже слишком поздно, как мы скажем об этом в другом месте, был выработан гораздо лучший устав.

Возвращаясь к характеру нашего Конрара, следует сказать, что он одновременно и человек пронырливый, и тиран; но этот маленький проныра поддерживает переписку с учеными мужами Голландии и Германии — это он-то, вовсе не знающий латыни; этот маленький проныра взваливает на себя уйму дел; хоть я и верю, что он делает все из добрых чувств, все же отлично знаю, что в этом есть и тщеславие и кумовство. Шаплен и Конрар внушают еще кое-кому почтение, но это ненадолго: и если бы Конрар печатался, подобно Шаплену, то от почтения к ним не осталось бы и следа. Оба они, один за другим, переписывались с Бальзаком. Что до Конрара, то он притязает на роль главного типографского корректора. Он взялся напечатать «Беседы Костара с Вуатюром»[287], в коих латыни не менее французского, и сердился, когда ему советовали избавиться от этой заботы; был даже случай, когда он, стремясь к похвалам и посвящениям, пожелал править корректуру, набранную сплошь по-латыни, обратившись за помощью к своему племяннику, школьнику старших классов.

Что же до тиранического нрава Конрара, никто, после его жены, не знает о нем столько, сколько знаю я. Он всегда любил говорить, что есть множество молодых людей, кои почитают его своим учителем. Ко мне, не очень-то покладистому, он проникся дружбой, и я, со своей стороны, сердечно привязался к нему; но как только Патрю (которого я узнал почти в то же самое время) и я поняли, что мы созданы друг для друга, Конрар возревновал меня, заявив, что другим я наношу более продолжительные визиты, чем ему. Он заядлый педагог и, когда бранится, делает такое сердитое лицо, что смотреть страшно. В одном лишь Шаплен поступал правильно, быть может в силу своего характера: с Конраром он всегда старался держаться на некотором расстоянии, ибо при более близком знакомстве с ним будешь вечно ссориться. У д'Абланкура не раз случались с Конраром размолвки, в частности, из-за того, что он как-то написал Поэту попросту «Королевскому секретарю» вместо «Королевскому советнику и секретарю». Я не собираюсь приводить здесь тысячу мелких подробностей, они ни к чему; да и, кроме того, что прошло под знаком дружбы, разглашению не подлежит.

В семье Конрара тоже было немало раздоров. Его второй брат был крайне неумен; но, ежели бы Конрар так не разыгрывал из себя старшего в роде, на ветхозаветный манер, тот не натворил бы и половины тех сумасбродств, в которых повинен. Это привело Конрара в отчаяние. Молодой брат его жены, по фамилии Мюисон, которого называют сьер де Барре, влюбился в красивую девушку более знатного происхождения, нежели он сам, и у которой, следовательно, было приличное состояние; Конрар из кожи лез вон, чтобы расстроить эту свадьбу, а когда она состоялась, Конрар со своим вторым зятем и его женою, которые опасались, как бы старший брат, богатый холостяк[288], не привязался к этой красавице, совершили по отношению к ней многое такое, о чем лучше не говорить. Когда старый холостяк умер, оказалось, что по завещанию он щедро наделил своих двух братьев в ущерб четырем сестрам. Пошли толки. Семья оказала честь Конрару, обратившись к нему за советом. Тот спрашивает у Патрю, как, по его мнению, надлежит поступить ему, Конрару, который благодаря своей жене имеет те же права на наследство, что и остальные. «Э! — ответил Патрю, — здесь судить и рядить не вам; вы себе не должны брать ничего; братьям пристало распоряжаться имуществом, как им заблагорассудится». Но Конрар, не в обиду ему будь сказано, взял себе столько, сколько и другие; братья, которые полагали отделаться дешевле, были поражены, увидев, что Конрар не пожелал ничем отличаться от остальных родственников, однако не стали спорить и только решили не дарить Конрару штофных обоев и других вещей, кои они ранее ему предназначали. С этого дня г-н де Барре преисполнился величайшим почтением к Патрю и пожелал стать его другом, а затем и моим.