Заново

На уроках все бубнят, пугают экзаменами, наставляют. Неужели после такого возможно думать о логарифмах, литосфере и фагоцитозе?.. Неужели они не видят, что перед ними человек. Ему тяжело. Он едва не сломался. А они все… Хотя это правильно, наверное. В жизни должно быть что-то такое занудно-постоянное, работающее даже в случае апокалипсиса, не меняющееся совершенно годами или даже столетиями. Как бетонная стена. Большое, серое, шершавое, тяжеленное, несмещаемое. Чтобы бы как фундамент. Чтобы не сойти с ума.

За уроки села поздно – после школы вырубилась. Только тетрадь открыла, зазвонил телефон. Домашний. Нам на него уже три тыщи лет никто не звонил. Мама зашла, пытается улыбнуться, а у самой глаза огромные. Испуганные. «Тебя к телефону» – говорит, а сама дрожит, как будто собрана из лего и вот-вот рассыпется.

– Привет, – как ни в чем ни бывало. – Как дела?

Молчу. Трубку мну, она как будто пластелиновая, размягчается, пытается выскользнуть.

– Хочешь, – говорит, – в гости ко мне на выходных?

– Хочу! – Кричу. – Хочу!

А потом смущаюсь. Мамин взгляд ловлю. Стыдно.

– Хочу, – бормочу. – Очень хочу.

– Запиши мой номер. Записала? Ну, хорошо. С автобуса я тебя встречу.

Трубку кладу, на всякий случай себя по грудине раза три хлопаю. А то чего-то не дышится. Мама растерянная стоит, несчастная, как промокшая собачка.

– Можно? – Теперь спрашиваю только, хоть уже и поздно.

– Конечно. – Мама старается, но улыбка ее ужасна. Обвислая вся, как сдувшийся шарик. – Хочешь, подарок ему купим? У него день рождения скоро. И там ведь дети еще… Нужно сладости…

Еду. Еду. Еду. Господи, так ведь двадцать минут всего на автобусе. Двадцать минут. И пешком можно, если хочешь. Но он не хотел почему-то все эти годы. Дергает где-то слева, в груди, в носу щекотно. Совсем не хотел.

Выскочу, наверное, на шею кинусь. Обниму, наконец-то, как все детство мечтала. Обниму, по-настоящему прямо. Крепко. Обниму!

«Привет» – скажу. Или нет. «Привет, п…п…». Какое слово трудное. Даже мысленно непроизносимое. Но обниму точно. Прямо с подножки прыгну. Прыгну и точка.

Не прыгаю. Он стоит на остановке, какой-то маленький совсем, сутулый. Словно школьник, которого отправили за хлебом, он на все деньги накупил сладостей и теперь не знает, как оправдаться.

Шепчу что-то неловкое, ничего не значащее, типа «здравствуй». Снова тащусь с ним рядом, смотрю только на ботинки. Запыленные, с разлохматившимися несчастными шнурками. Он меня ни о чем не спрашивает, только зачем-то все говорит о новой семье. Как они счастливы, какой дом большой, и хозяйство главное, хозяйство. Голос у него дребезжащий немножечко, скачущий, почти как у Саши Васильева из Сплина. Кошусь. Похож он на Сашу или нет? Кажется, нет. Саша выше. И даже как-то немножко роднее.

Приходим. Показывает своих детей, белозубую препротивную жену в люрексовых толстых колготках. Чувствую себя чужой. Нелепой аппликацией, вырезанной из другой картинки. Ем мало, смотрю в тарелку. Очень хочется плакать.

Уже вечером, вернувшись домой, почему-то реву навзрыд. Дети новые, красивые. Очень на меня похожи. Почему же он тогда их любит, а меня ?.. Мама успокаивает, хотя сама выглядит беспомощной девчонкой. Она знает, что это одна из тех болей, которых ей ну никак, никак не облегчить.

Он зовет в гости опять, я опять еду, опять боюсь на него смотреть. Злюсь на себя очень. Нахожу в их большом счастливом доме кота. Он урчит, касаясь мордой моей руки. Больше в этом доме меня никто не касается.

Все мечтаю, что он вдруг подумает сам, что обнимал меня в последний раз какое-то безумное количество лет назад. Попытается вспомнить, как это было. Но, видимо, он настолько разучился, что не верит, что у него получится.

В очередной раз он провожает меня до остановки. Мелкий дождь идет, темно совсем, его семья за нашими спинами, далеко-далеко. Хо-ро-шо. Земля сочная, жирная, я пару раз оступаюсь. Он вдруг останавливается и велит взять его под руку. Через куртки, через свитера, через кожу. Мы касаемся друг друга. Я впервые в жизни могу на него опереться.

А потом происходит чудо – он перестает звонить. Перед каждым экзаменом пишу ему смс-ки, мол, представляешь, волнуюсь так, что зуб разболелся, учила, билетов целых пятьдесят, как думаешь, сдам? Он не думает ничего. Не отвечает. После экзаменов пишу тоже. Поздравь – ну, пожалуйста, поздравь, ну пожалуйста, поздравь, ну пожалуйста! – сдала на пятерку. Похвали, приласкай, вспомни!

Молчит. Ждать ответа почти так же тяжело, как и встречи с ним. Тянет в груди. Пусто там, где не додали чего-то огромно важного, живого. Ценного настолько, что не оценить.

Уже потом, через пару лет, от болтливой родственницы узнаю, что он во мне разочаровался. Сказал друзьям, что я сухая, совсем его не люблю. Не обняла даже ни разу, как положено не назвала. А, мол, все потому, что маленьким детям мы нужны, а взрослым – совсем нет. У них другие проблемы, другие мечты.

Господи, какой же ты глупый. Какой глупый и настолько же жестокий.