Читаем Заново рожденная. Дневники и записные книжки 1947-1963 полностью

Заново рожденная. Дневники и записные книжки 1947-1963

Эти невероятные удовольствия – завершенность + грусть – не похожи ни на что за пределами сна. То обстоятельство, что я купила это удовольствие, ничуть не умалило его завершенности. В своей невыразимой царственности я не могла ожидать большего, и плоть оставалась плотью, продажная она или нет. Я лишь прошу дозволения изойти рыданиями, чтобы найти должное утешение, чтобы отринуть всякое утешение. Я могла бы проплакать дня три, кто знает, вопить и всхлипывать, не извиняясь за хлюпающий нос. Но я не плачу, так как в этом случае я была бы вынуждена что-то делать после, а не просто откинуться на подушки. То есть покончить с собой или уйти.

Во избежание двух этих действий я не смею рыдать, разве что самую малость…

Этот сон, равно как и предшествовавшие ему, громоздятся в моей голове огромной клёклой массой – вдавливая мою голову в желудок, нагружая меня тошнотворными, мелодраматическими приступами молчания…

Бедный, милый Филипп тревожится, не захворала ли я. Тогда как я пытаюсь сохранить целостность – умерить, так сказать, свое сердце, – я замечаю, что при расчесывании волосы мои волосы секутся, и, несмотря на мои мольбы, он договаривается о визите к врачу…

22/1/1953

Зачастую «абсолютной» прозу делает своего рода интеллектуальная стремительность – но здесь существенна легкость едва обозначенных конкретных ощущений. Именно это качество обеспечило замечательную удачу «Преступления», хотя остальные вещи [Жоржа] Бернаноса – дрянь. Летучая мышь бьется в голове инспектора, который сильно простужен и лихорадочно мечется в постели своего грязного гостиничного номера.

Везде проза.

Сжатость + экспрессия + скорость.

Поистине, важен именно стиль. Стиль определяет сюжет.

Отныне примем это как дисциплинарную норму, я буду избегать, по возможности, диалогов, так как мои рассказы почти полностью состоят из диалогов – притом скверных, – а между ними ничего и нет.

Итак. Воскресным вечером профессор созвал к себе в дом всех молодых сотрудников факультета. Ему хотелось погасить ширящиеся слухи относительно молодого преподавателя, которому, как гласила молва, откажут в работе в следующем году. Сам преподаватель на собрании отсутствует и т. д.

1954

[Без даты.]

анестезия как модель добродетели (связь с могуществом)

17/8/1954

Сегодня (вернувшись домой в 2:30 утра, голодная, с красными глазами, сонная) я нарезала в миску долек ананаса и собиралась есть, когда Ф. предложил добавить в миску немного творожного сыра; он вытащил наполовину заполненную тарку из ледника + начал опустошать ее в мою миску. Я сказала (+ вполне осознанно) – «Не надо, я хочу совсем немного» – взяла у него ложку, + к собственному изумлению, вычерпала весь творог себе в миску.

Внезапно я поняла, почему Дэвид может яростно отказываться от чего-то + и в то же время принимать это. Для ребенка жизнь настолько сосредоточена на нем самом, что ни один его импульс не может обладать постоянством, потому что иначе это уже ограничение желания.

Проблема влияния (сообщения, на высшем интеллектуальном уровне) будто свидетельствует о том, что мысль человека в гораздо большей степени отделима от него, чем это готов признать любой великий ум. История влияний на каждый ум служит естественной корректировкой его собственных систематизирующих допущений, его собственных утверждений о несущественности воззрений.

Необходим словарь, с помощью которого можно было бы обсуждать тему влияния. В настоящее время для обсуждения великих интеллектуальных течений, подобных фрейдизму или марксизму, я располагаю понятиями ортодоксальности, учеников, еретиков (согласно религиозному образцу); нужны слова для точного определения лиц, находящихся под менее явным влиянием.

Может включать в себя ранжирование самих концепций. Концепций первой величины [на полях приписка СС: «Но как определять “величину”?»] второй, третьей и т. д. Затем ранжировать круги влияния вокруг центрифуги догматизма + центростремительное движение «частичного включения».

Таким образом возможно быть последователем Фрейда, не веря в первородный грех, ламаркианство, порочный разум и проч., через тиранию психологических исследований самого себя – например, объяснять Вебленов позитивный образ примитивного (расточительство, тщетность, причудливость, легкость) как предпочтение собственной матери (обладающей теми же качествами) своему свирепому отцу, которого человек боялся + с которым всегда боялся соревноваться.

От Фрейда здесь психоанализ семьи; однако более общим характером, чем учение Фрейда [приписка СС на полях: «Не надо валить все это на Фреида»] обладает предположение, что интеллектуальные решения лишь подтверждают (приводят в действие) субъективные (иррациональные) предпочтения.