Заново рожденные. Удивительная связь между страданиями и успехом

Напряженность в отношениях между населяющими Руанду этническими группами достигла своего апогея, когда убийство членов правительства спровоцировало начало массовых расправ хуту над тутси и сочувствующими им сторонниками мира. Пытаясь защитить Клемантин и ее 16-летнюю сестру Клэр, родители спрятали их в доме дедушки и бабушки. Но пожилые люди не могли долго защищать девочек от насилия.

Она помнит начало резни в мельчайших подробностях. В доме было холодно. Вокруг — непроглядная тьма. Ночь принесла с собой шум погромов, рев и крики. «На улице все гудело и грохотало. Было слышно, как кто-то пел — по-настоящему пел, — кто-то из толпы, которая шла по улице, вламываясь в дома. Я слышала чей-то плач в темноте. Изнутри или снаружи, точно не помню. Потом крик. Я, трясясь от страха, сжалась в углу рядом с бабушкиной спальней. Затем мы с Клэр, пробираясь на ощупь, пытались найти в доме место, где можно было бы спрятаться. Мы не знали, куда идти».

Сестры прокрались по душному коридору на другую сторону дома, подальше от входной двери. Немного не доходя до кухни, Клэр остановилась и открыла небольшое окно. Через него сестры выбрались во внутренний двор и под покровом темноты укрылись в роще банановых деревьев. Вдруг в голове Клемантин промелькнула страшная мысль. Она обернулась и посмотрела на дом, но Клэр тянула ее за собой дальше в рощу — было видно, что она не может остановиться и не способна думать о семье. Клэр подвела сестру к высокому дереву, подсадила ее и приказала лезть вверх по стволу. Наверху, среди раскидистых ветвей, время как будто замерло. Клемантин представляла себе, как превращается в камень — бездушный кусок скалы, застывший во времени, безымянный и чуждый всего земного. Где-то там далеко внизу, обступившую их со всех сторон темноту разрывали оглушительные вопли и крики — это отряды карателей, блуждая от дома к дому, хладнокровно и методично уничтожали их соседей. В ту ночь людей убивали повсюду в городе и по всей стране. «Я видела, как вдалеке над деревьями и крышами домов поднимаются языки пламени и клубы дыма, — рассказывает Клемантин. — Я не знала, был ли наш дом тоже охвачен пожаром. Мы ждали, когда выйдут дедушка с бабушкой. — Она запнулась, пытаясь подобрать правильные слова. — Мне этого никогда не понять. Никогда. То, что мы видели. Столько смертей. То, от чего мы бежали… Если я буду много думать об этом, я сойду с ума. Мои дедушка с бабушкой так и не вышли из дома».

Утром Клемантин и Клэр вернулись в город. Они шли по улицам, вдоль которых в сточных канавах валялись человеческие тела. Из-за нехватки места для складирования тел использовали храмы, которые были до потолка заполнены трупами. Повсюду в городе виднелись тлеющие руины домов. Клемантин и Клэр присоединились к другим лишившимся крова жертвам продолжающегося террора и отправились пешком в лагерь для беженцев в Бурунди, куда добрались лишь через много дней. «Мы оказались в совершенно незнакомом месте, окруженные тысячами раненых, потерявшихся, кричащих, плачущих, изголодавшихся людей; все в шоке; все в недоумении», — говорит Клемантин. Им с Клэр пришлось отстоять длинную очередь, чтобы получить палатку, одеяла и мешки для пожитков. В этом лагере они прожили приблизительно год. Тем временем хуту убили еще 800 000 тутси.

* * *

«Большинство людей обычно хотят вернуть то, что у них отняли, но, как заметил Ганди, следование правилу “око за око” неизбежно приведет к слепоте мира», — говорит нам архиепископ Десмонд Туту в своем доме в Южной Африке. Лауреат Нобелевской премии мира, он получил международную известность как ярый противник апартеида и правозащитник незадолго до того, как правительство Бутана начало проводить политику этнической дискриминации. Прослыв одним из главных в мире специалистов по урегулированию политических конфликтов, архиепископ Туту был назначен председателем Южноафриканской комиссии по установлению истины и примирению, в функции которой входило принятие решений об амнистии лиц, допустивших злоупотребления в эпоху апартеида.

«Никто не имеет права говорить тому, кто прошел через страдания, что он обязан простить, — продолжает Туту. — Нет, мы должны разделить боль с тем, кого люди заставили страдать, мы должны утешить его, проявить понимание и сочувствие».

Туту высказывает мысль, с которой согласны многие пострадавшие и эксперты. Никто никого не обязан прощать. Жертвы не обязаны прощать своих мучителей. Прощение — это что-то очень личное; люди прощают, если они к этому готовы и только тогда, когда они к этому готовы. Это не что-то такое, к чему кто-либо кого-либо может принудить или должен принуждать. Принуждение в данном случае лишь усугубит причиненные жертве страдания. Тем не менее у науки есть основания утверждать, что людям, которые самостоятельно приходят к осознанию готовности переступить через свое нежелание прощать, лучше всего так и поступить, то есть простить. Это поможет им сделать шаг вперед и начать новую главу своей жизни. Более того, это может помочь им родиться заново.