Сейчас его слова не казались мне правильными, потому что я знала, что Инга права: сегодня её подозрения вполне оправданы.
— Какая, к чёрту, разница? — истерит Барби. — Ты используешь любой предлог, чтобы побыть с ней!
Мне всё это не нравилось. Я всегда осуждала тех, кто разрушает чужие отношения, даже сама не так давно столкнулась с такими людьми, но быть причиной этих ссор, понимать, что все обвинения заслужены… Я молчала, чтобы не сделать хуже, но напоследок открыла рот, чтобы окончательно всё испортить:
— Стас, я пойду.
Проходит бесконечно долгая секунда, после которой я понимаю, почему вдруг Ингино лицо так резко переменилось; если до этого на нём бушевал лёгкий шторм, то теперь разразилось мощное торнадо с грозами и ливнем.
— Как ты его назвала???
Это было последнее, что я помнила, потому что в следующее мгновение Инга уже залепила мне пощёчину, отчего в ушах зазвенело. Не слышала, что Инга дальше говорила, потому что моё зрение на мгновение расфокусировалось, и я вспомнила детство, в котором вторая жена папы вот так же неожиданно ударила меня, когда узнала, что я втихаря пользовалась её дорогой помадой. Мне было всего шесть лет, в этом возрасте многие девочки пользуются косметикой в отсутствие взрослых, чтобы самим ненадолго «повзрослеть», но мама никогда её не покупала, а у мачехи было навалом, и мне казалось, что она не заметит…
Это был последний раз, когда я видела отца, потому что мачеха запретила мне переступать порог её дома, а отец не хотел с ней ругаться.
Можно было сказать, что сегодня я тоже втихаря «пользовалась косметикой», только не по своей воле, хотя от этого не легче.
Больше Инга ко мне не прикасалась, потому что Стас стиснул ей руки за спиной и оттащил от меня; на шум прибежали Сашка с Валентиной Игнатьевной, и обе с ужасом уставились на меня. Я думала, что теперь и от них схлопочу по мордам, но Сашка перевела гневный взгляд на свою будущую невестку.
— Твоя истеричка совсем не дружит с русским языком, да? Вышвырни её отсюда, и чтобы я её больше не видела. А если ты продолжишь с ней отношения, то и сам можешь здесь не появляться.
Господи, что же я наделала…
Сашка подходит ко мне и прикладывает к щеке прохладную ладонь, и только после этого я почувствовала, насколько мне было больно, и как горела кожа там, куда ударила меня Инга.
— Да, давай, — вырывается у Стаса из рук. — Вышвырни меня за двери, дорогой, и на следующий день ты и вся твоя семья выйдут следом. Только мне есть, куда податься, а вот вам…
Я перестала чувствовать холодную руку Сашки на своей щеке, потому что её пальцы и моё тело стали одинаковой температуры.
— По-твоему, мы беззащитные дети? — фыркает Сашка. — Если кто-то из твоей семьи сунется к нам, у него будут большие проблемы, тебе ясно? Мой брат создал компанию не тем способом, каким это сделал твой отец. Он ни перед кем не пресмыкался и не подтирал чужую задницу, чтобы получить то, что имеет, а значит, без его позволения никто не способен у него что-либо отнять. Так что я бы на твоём месте лучше переживала за своего родителя, а не за нас или Стаса.
Ого, вот это да… Кто бы знал, что в этой крохотной упаковке столько праведного огня…
Инга поджимает губы и поправляет платье, но ничего не отвечает: должно быть, её угрозы — самый обычный блеф, потому что, если бы её отец действительно обладал такой властью, то семья Бариновых оказалась бы на улице уже давно.
Стас открыл рот, чтобы что-то сказать, но Сашка, кажется, ещё не закончила.
— Ты меня услышал, дорогой братик? Видит Бог, я всю жизнь была на твоей стороне и поддерживала тебя, как могла — даже в колледже училась на пределе своих способностей, чтобы меня перевели на бюджет, хотя точные науки всегда давались мне с трудом. Но в твоих безумных идеях вроде женитьбы на Инге я тебя поддерживать не собираюсь. Я молчала, пока ты просто встречался с ней — встречайся, с кем хочешь, это твоё дело. Но если ты собираешься сделать кого-то частью этой семьи, это уже касается не только тебя одного, а всех нас. И ты не посчитал нужным даже сообщить мне об этом: я узнала о твоей свадьбе от нашего повара, когда позвонила узнать, как дела! Знаешь, я всю жизнь принимала все твои недостатки молча, потому что понимала, как тяжело тебе приходится тянуть всё на себе в одиночку — особенно после смерти деда. Но ты уже давно нас ни во что не ставишь, и с этим я мириться не собираюсь.
Она выходит из комнаты, по пути намеренно задев Ингу плечом, и та, неудачно став и подвернув ногу, начинает стонать от боли и прыгать на одной ноге. Не вижу смысла больше здесь оставаться и потому выхожу в коридор; следом выходит Валентина Игнатьевна, притворив за собой дверь, и мы молча идём в её крыло, чтобы втроём сесть на диван в персональной гостиной. Понимаю, что лезть в их семейные проблемы я не имела права, но они обе должны были знать, что Стас не заслужил её упрёков.
— Что ты вообще там делала? — рассеянно спрашивает Сашка, которая мыслями явно была не с нами.