Его голос проводит ток по моим нервным окончаниям. Они содрогаются, активизируя стаю мурашек на коже и легкое головокружение. Я прикрываю глаза и, повернувшись, прижимаюсь лбом к прохладному стеклу. Потом снова открываю глаза и смотрю на суету праздника во дворе.
– Что молчишь? Ты хотела поговорить.
В его словах нет упрека или злости, только отстраненная мягкость. Каким-то образом, даже на расстоянии, я чувствую и его боль. А может, мне просто хочется, чтобы он ее испытывал. Потому что мне больно, и я просто не знаю, что ему сказать.
– Прости меня, пожалуйста, – наконец выдавливаю из себя. – Я тогда написала тебе сообщение, но торопилась и не отправила его.
– Что в том сообщении?
– Я написала, что уже стою у твоего отеля, но вынуждена развернуться и уехать, потому что нужно было похоронить собаку. Потом были поминки с громкой музыкой, соседи, которые хотели нас убить, и риск снова попасть в полицию.
Я слышу, как Ваня хмыкает, а потом тяжело вздыхает.
– Ась, это было давно.
– Да, пожалуй, слишком давно, – тихо отвечаю я, царапая крохотное пятнышко на оконной раме.
– Я предложил Марисе жить вместе.
– Ладно, – дрожащим голосом признаю свое поражение.
– Мы завтра съезжаемся.
– Ладно, – повторяю, словно это что-то изменит. Теперь мне просто хочется поскорее закончить разговор, который доставляет столько боли. И одновременно, чтобы Ваня говорил и говорил, чтобы я пропиталась его голосом. – Но мы же можем дальше общаться как друзья?
Повисает гнетущая тишина. Зря я это предложила. Мы же оба понимаем, что наше дальнейшее общение невозможно.
– Ася, блядь, ну какие друзья?! – внезапно взрывается Иван, а я от неожиданности даже подпрыгиваю.
– Ты прав, – бормочу, чувствуя, как по щекам катятся горячие слезы. Делаю судорожный вдох и выпаливаю: – Будьте счастливы с Марисой!
И тут же отключаю звонок. Откладываю телефон на подоконник и складываюсь пополам, а потом сажусь на корточки, прижимая руки к животу. Последний раз я так сильно плакала, кажется, после похорон мамы, когда осознала, что больше никогда не смогу обнять ее. Так болит от потери близкого, любимого человека. Так мы прощаемся с тем, кого больше никогда не сможем коснуться. Именно это осознание скручивает внутренности и перемалывает их, словно в мясорубке. Кажется, что все мое тело горит, в то время как кожа ощущается совершенно ледяной. Я не рыдаю, а, задыхаясь, всхлипываю, вздрагивая всем телом. Кусаю губы, чтобы не завыть вслух.
– Ася! – в комнату врывается Ира. – Ась! Ты что? Что он тебе сказал?
Она за секунду оказывается рядом со мной и крепко прижимает к себе. Я пытаюсь сосредоточиться на легком цветочном аромате ее духов, словах и звуках, и продолжать дышать в ее крепких объятиях. Это немного отрезвляет, но в мой мир так и не возвращаются краски. Такое ощущение, что теперь он навсегда останется черно-белым с идеальной ровной линией, разделяющей контрастные цвета. Так вот она какая – любовь. Что ж, если это чувство ощущается именно так, тогда она не нужна мне: слишком много боли.
– Да что ж такое? – бубнит Ира, забирая жужжащий телефон с подоконника, и подносит его к уху. – Да! Что ты ей наговорил?! Что? В истерике она – вот что! – кричит Ира.
– Ничего не говори. Не говори, Ир, – всхлипывая, упрашиваю ее.
– Что? Ась, Ваня хочет поговорить.
– Не-е-ет, – плачу я и снова обнимаю себя, теперь уже за плечи, как будто это сделает меня невидимой.
– Хорошо, – отвечает Ира, а потом… включает громкую связь.
– Асенька, – раздается из динамика, и мне приходится прикусить свой кулак, чтобы он не слышал, как я плачу. Чтобы не понял, что способен нанести мне такую боль. – Ась, маленькая. Заноза, не плачь, пожалуйста. Прости, что накричал. Ась, ну? Ася, – снова и снова зовет меня Богомолов, но я не хочу отвечать, притворяюсь, что меня здесь нет. – Ась, ну какая между нами может быть дружба, а? Я же люблю тебя, глупая.
Я перестаю дышать на этих словах. Поднимаю голову и смотрю на улыбающуюся Иру. Она подмигивает мне и кивает на телефон. Прислушиваюсь к себе и почему-то именно сейчас вся моя дурь лезет наружу. Мне было чертовски больно терять его, но в эту секунду я не хочу его любви. Хочу, чтобы меня просто оставили в покое и дали оплакать первое хрупкое чувство, которое с таким цинизмом было разрушено.
– Слышишь меня? – пытается дозваться Ваня, но я снова качаю головой, мол, не слышу. Совершенно по-детски, но это я пойму потом, а сейчас мне каждый мой жест кажется правильным. – Ася, отзовись, маленькая. Давай мы с тобой встретимся и обо всем поговорим.
– Ты просто взял и уехал, – наконец выдаю я. – Даже не позвонил, не поинтересовался. А вдруг я в аварию попала? Или с папой что-то случилось? Неужели ты думаешь, что я бы в такой момент стала тебе писать, чтобы оправдать ожидания?
– Ась, мы оба облажались. Давай обсудим все, попросим друг у друга прощения и начнем заново.
– Нечего начинать заново! Не было ничего! Аривидерчи! – рявкаю в трубку и отключаю звонок.
– Не поняла? – удивленно произносит Ира, глядя то на телефон, то на меня. – Ась, это тактика такая?