Заноза для хирурга (СИ)

Встаю, чтобы немного увеличить между нами расстояние и прочистить мозг. Заодно подхожу к двери и поворачиваю ключ. Не хватало, чтобы кто-нибудь постучался и попытался войти, а затем обнаружил нас двоих в запертом кабинете.

— Так, во-первых, документы на подпись, — на столе кавардак из-за нашего спонтанного секса. Ищу бумаги, которые мне передала Надежда.

Вздрагиваю от громкого звука. Звонит внутренний телефон, Никита поднимается, берёт трубку.

— Да? — слушает буквально несколько секунд, тут же отвечает: — Иду!

— Что случилось? — отвлекаюсь от документов, смотрю на нахмурившегося мужчину.

— По скорой поступил тяжёлый пациент, острый коронарный синдром, — он договаривает уже на ходу, ускоряется.

— Я с тобой, — торопливо выхожу из кабинета.

Хирург уже ушёл вперёд, а меня отвлекает медсестра с очередным назначением для моего пациента. Быстро отвечаю на вопросы и бегу вниз по лестнице.

В приёмном не успеваю оглядеться, как от группы врачей отделяется Никита, видит меня и, схватив за руку, вытаскивает в коридор.

— Что ты делаешь?

— Аня, спокойно, — он бледен, но говорит твёрдо. — Ты туда не пойдёшь. Иди в отделение.

— Ты свихнулся?! С какой стати?

— Аня, пожалуйста…

— Что происходит? — у меня начинает кружиться голова, в солнечном сплетении вдруг всё сжимается.

— Аннушка…

— Кто там? — шепчу, потому что мозг пронзает страшная догадка. — Кто тяжёлый пациент?

Никита вздыхает.

— Соболевский.

Застонав от ужаса, бросаюсь обратно в приёмное. Мужчина не успевает мне помешать. Расталкиваю людей, пробираясь к каталке. Успеваю увидеть бледное лицо Германа, но его почти тут же увозят.

— Аня!

Никита крепко обхватывает меня за плечи, разворачивает к себе.

— Аня, ему сейчас сделают экстренную коронарографию. Если увидим существенное сужение артерий…

— Скорее всего, инфаркт миокарда, — выговариваю с трудом, понукая мозг работать. — Что ты будешь делать?

— Это зависит от ситуации. Высока вероятность, что внутрисосудистые манипуляции будут слишком опасны, — видно, что хирург анализирует положение дел, пытаясь прийти к решению.

— Шунтирование? — сглатываю.

Возраст у Германа критический для операции на открытом сердце.

— Да, возможно. Сейчас будем наблюдать в динамике, потом надо будет собрать консилиум, — кивает Никита и смотрит на меня внимательно. — Ты как?

— Всё нормально, — отвечаю тихо. — Я справлюсь, всё нормально.

Он обнимает меня, я на секунду прижимаюсь лбом к его плечу.

— Мы справимся, хорошо? — говорит мне тихо. — Вместе.

Киваю и, зажмурившись на мгновение, отстраняюсь.

— Я сейчас поднимусь.

Провожаю взглядом мужчину и, обернувшись, вдруг ловлю на себе злобный взгляд. Возле выхода из приёмного стоит Маргарита. Видела, значит, как он меня обнимал. Ну и чёрт с ней!

Разворачиваюсь и иду к лестнице.

На коронарографии выявляется поражение ствола артерии, лабораторные данные подтверждают наличие острого инфаркта миокарда, и консилиум принимает решение выполнить экстренное шунтирование. Операцию будут проводить на бьющемся сердце, без использования искусственного кровообращения — с аппаратом процесс длится дольше, и риски слишком велики. Никита отводит меня к себе в кабинет.

— Аня, я не возьму тебя ассистентом на операцию, — говорит тихо.

Заторможенно киваю. Знаю, что не возьмёт. Нельзя. Герман стал мне уже не просто другом, а практически отцом…

— Я сделаю всё, что в моих силах, — хирург держит меня за плечи, смотрит прямо в глаза.

— Я знаю, — обхватываю его лицо руками, целую и тут же отпускаю.

Он идёт к двери, я окликаю его в последний момент.

— Никита…

— Да? — оборачивается.

— Я люблю тебя, — смотрю на него сквозь слёзы.

Закрываю глаза, позволяя солёным каплям скатиться по щекам, и в ту же секунду чувствую, как меня обнимают крепкие руки.

— Не плачь, пожалуйста, не могу смотреть, как ты плачешь, — прерывающийся шёпот, губы, снимающие слезинки со скул, с закрытых глаз. — Я тебя тоже люблю, ты слышишь? Очень люблю!

Мужчина прижимает меня к груди, покачивает, словно баюкая. Я делаю глубокий вдох и стараюсь взять себя в руки. Он не должен со мной возиться! Я справлюсь! И всё будет в порядке!

— Иди, — отодвигаюсь от него, вытираю глаза, мне даже удаётся улыбнуться.

— Только не подумай, что я жалуюсь, но давай в следующий раз ты скажешь, что любишь меня, без слёз, ладно?

Выдавливаю из себя смешок.

— Договорились, — слегка толкаю его руками в грудь. — Иди уже, а то сейчас опять разревусь.

— Не надо! — пугается Никита. — Ухожу!

Следующие два с лишним часа я не нахожу себе места. Надежда, устав смотреть на мои метания по коридору, просит меня помочь с инвентаризацией перевязочного материала. Соглашаюсь, потому что работать всё равно не могу, а механическое занятие чуть-чуть успокаивает нервы.

У меня не сразу получается осознать, что в кабинет старшей медсестры заходит уставший хирург. Понимаю это, только когда меня поднимают со стула и обнимают. Застываю и слышу:

— Операция прошла хорошо. Он в реанимации.

Никите приходится схватить меня крепче, потому что ноги подгибаются, я чуть не падаю от облегчения. Вцепляюсь в мужчину и стою, прижавшись, не в силах ни говорить, ни думать.