— Господи, Аннушка, я не… слишком… слишком хорошо! — он то сжимает, то разжимает кулаки, поворачивает голову, впивается зубами в собственное плечо, заглушая очередной стон. Я тут же тяну к нему руку, поглаживаю по щеке, шее, груди — не хочу, чтобы он сдерживался, звуки только подстёгивают, приближая мой собственный оргазм, так что пусть стонет.
Продолжаю посасывать его, выпускаю и щекочу языком, заставляя мужчину выгнуться и прошипеть грязное ругательство. Потом опять вбираю в себя, с силой сжимая губы.
— Аня!.. Я сейчас… Остановись!..
Я понимаю, что он хочет отстраниться, но не даю ему этого сделать. И, слегка изогнувшись, продолжаю, стараясь смотреть прямо на него — хочу видеть его лицо, искажённое от страсти и удовольствия. Наконец, он гортанно вскрикивает, и я чувствую мягкое тепло, ударяющееся в нёбо. Отпускаю его, но тут же обхватываю рукой, продолжая сжимать пульсирующий орган, и от этого вида меня саму накрывает — закусываю губу, едва удаётся сдержать всхлип.
Мы оба тяжело и рвано дышим. Я убираю чуть липкие пальцы, ложусь рядом и немного сверху на поднимающуюся от частого дыхания грудь, вслушиваясь в постепенно успокаивающийся ритм сердца, которое колотится под моим ухом.
— Родная, ты страшная женщина, — отдышавшись, говорит Никита спустя несколько минут. — Моё наказание закончилось? Развяжешь?
— Хм-м, — приподнимаюсь и потягиваюсь, чувствуя приятную истому во всех мышцах, — вообще-то я ещё не сделала с тобой всё, что хотела! Как насчёт вот этого?..
— О нет! — он опять хватается за изголовье.
— О да!
Подозреваю, соседи не вызвали полицию этой ночью только из опасений, что в квартире окопались два маньяка, которые явно убивают друг друга. А что ещё могут означать такие крики?
Глава 27
— Анна Николаевна, зайдите ко мне!
Громкий голос разносится по коридору, и новенькая медсестра рядом со мной вздрагивает. Как это всё знакомо!
— Анна Николаевна, а Никита Сергеевич всегда такой… строгий? — шепчет мне.
— Он не строгий, он просто очень ответственно относится к своей работе и от других требует того же, — сдерживаю улыбку, готовую расползтись по лицу.
Быстро собираю папки со стола и иду к кабинету.
— Анна Николаевна, — меня останавливает Надя, передаёт пару бумаг, — отдайте, пожалуйста, заведующему на подпись.
— Хорошо.
— Аннушка, — шепчет мне тихонько, — у тебя улыбка из-за ушей видна. И глаза блестят, — хитро улыбается. — И у Никиты Сергеевича тоже.
Чувствую, как заливаюсь краской по те самые уши, Надежда прыскает.
— Мебель казённую только не ломайте, она на балансе значится!
— Надя! — выпаливаю чересчур громко и оглядываюсь по сторонам.
Но старшая медсестра только машет рукой и, рассмеявшись, убегает по своим делам. Выдыхаю и захожу к Никите в кабинет.
Сразу за дверью меня ловят и целуют, прижав к стене.
— Ты такая сексуальная в этой форме, — шепчет мне на ухо мужчина.
— Это же моя обычная, — оглядываю себя.
— И что? Она не может быть сексуальной? — руки уже пробираются под рубашку и творят с грудью нечто совершенно невообразимое.
Всхлипываю и постанываю от резкого прилива удовольствия. В последнее время я как кошка озабоченная, стоит Никите меня коснуться — загораюсь моментально.
После нашего разговора прошла неделя, и мы почти не расстаёмся. Ночуем по очереди то у него, то у меня. Я, наконец, познакомилась с Бингли. Рыжее чудо с хвостом-морковкой оказалось просто прелестью. Никита ворчит, что котёнку достаётся ласки больше, чем ему, хотя сам у меня регулярно тискает Дарси, который постоянно лезет к нему на колени.
— Иди сюда, — мужчина быстро запирает дверь на ключ и тащит меня к столу. — Обопрись!
— Никита, ты с ума сошёл! — меня трясёт от возбуждения, я послушно упираюсь руками в столешницу.
— Согласен, — он прижимается сзади. — По-моему, ты мне это уже говорила! Редкостное постоянство, не находишь?
Забирается пальцами под пояс, кружит там, спускаясь всё ниже и ниже. Я ахаю, когда он проскальзывает внутрь, невольно прогибаю позвоночник.
— Аннушка моя, — хрипит мне в ухо, стягивая с меня форменные брюки, и почти в ту же секунду одним ударом оказывается внутри.
С трудом сдерживаюсь, чтобы не вскрикнуть. Острое, резкое удовольствие усиливается с каждым движением, и не проходит и пары минут, как всё внутри сжимается в судороге оргазма. Никита глухо стонет, уткнувшись мне в плечо и догоняет меня несколькими дёргаными быстрыми толчками.
— Ты невероятная, — шепчет, прижимаясь к моей спине.
— И как прикажешь дальше работать? — жалуюсь, задыхаясь. — Меня же ноги теперь не держат.
— Сядь, посиди тут, со мной, — он протягивает салфетки, помогает мне привести себя в порядок, поправляет свою одежду, и подталкивает к дивану, усаживаясь рядом.
— Я ведь вообще-то к тебе по делу шла, — тяну задумчиво, мозги отказываются работать.
— Да? — этот озабоченный уже целует и покусывает мне шею.
— Никита, ну хватит!
— Прости, — он глубоко вдыхает, уткнувшись носом в изгиб плеча у ключицы и отстраняется. — Так что там за дело у тебя было?