Заноза для мажора

— Ай, расслабься, — с довольным видом прохожу следом за ним, демонстративно впихивая папане в руки свое плюшевое пальто из шкуры неубитой синтетики. — Не ты один от него отделаться не можешь. Я вот тоже никак его не отпин… — замираю на середине помещения-студии, чувствуя как капля яда медленно отравляет все хорошее настроение, что успело во мне разрастись.

Ну да, реал семейный ужин. И под семейным ужином у нас, как обнаруживается, подразумевается вся семья. Включая папину пассию, маман и ее ручной собачонки. Мда. Привет, Альберт. Только твоей расквашенной физиономии мне и не хватало.

Вангую, вечер будет просто незабываемым.

Волкова

Кто-нибудь ел под звуки смывающегося унитаза, доносящиеся аж с другого конца помещения? Нет. А мы едим. Настолько за нашим столом тихо, что слышно все. Каждый шорох. Каждый скрип мебели. Какие-то приглушенные щелчки на улице за панорамными окнами. Лай собаки. Сирену проезжающей далеко внизу скорой. Никому не кажется, что со звукоизоляцией тут проблема?

Папаня, как всегда, угрюм и с иголочки. Дома в парадном костюме ходит, спасибо без бабочки. Рядом сидит его белобрысая кукла в целомудренной белой блузочке, словно тайком сбежала с последнего звонка. Альберт напоминает далматинца с эпичным желтеющим пятном на полрожи, а маман… А маман ну вылитая курага, которую искусно зашпаклевали, вернув внешний лоск вполне себе свежего абрикоса.

— Надеюсь, у вас есть второй туалет, потому что в этот лучше не заходить без противогаза, — шлепается на соседний стул Волков, подмигивая опешившим от такой вульгарщины маман и пап. Вдоволь понаслаждавшись вызванной реакцией, он склоняется ко мне и шепотом, который нифига не шепот, добавляет: — Я пошутил. Я только по-маленькому.

— Руки помыл, надеюсь? — на всякий случай интересуюсь.

— А у нас в планах очередные страстные обнимашки? Ради этого готов весь в раковине помыться, — хихикают в ответ, демонстративно загребая пальцами из общей тарелки с нарезкой ломтики бастурмы и запихивая все в рот. Еще и ладонь об черную водолазку небрежно вытирает.

Я балдею. Вот это человек резвится, виртуозно играя на хлипких струнах нервной системы моих предков. Как с порога в образ вошел, так пока и не выходит. И я не хочу, чтоб выходил. Наоборот, едва сдерживаюсь, чтобы не расцеловать его в приступе благодарности.

Не знаю, чтобы я без него здесь делала. Вот Денис вернулся, и у меня прилив энергии пошел. А то сидела эти несколько минут под ментальным психологическим давлением, вилку мимо лосося тыкала. Ну точно мышь, угодившая в серпентарий.

Стискиваю его колючие щеки, делая уточку.

— Побрейся. Иначе тебе ничего не светит.

— Если очень принципиально, могу везде, — с готовностью «крякают».

— Давайте вы обсудите это наедине, — не выдерживает папаня.

— Запросто, — охотно соглашаюсь, переключая внимание на него. — Значит, мы свободны?

— Кристина.

— Что, Кристина? Мы находимся здесь двадцать… — сверяюсь с часами. — Двадцать семь минут и пока я так и не поняла, с какой целью устраивался этот цирк. Решили поиграть в дружную семью? Давайте что ль сфоткаемся на память. Только ножи попрячьте, а то никто не поверит, что вы искренне задницы друг другу лижете.

— Прекрати хамить.

— Да я пока даже не начинала. Но начну, если не перестанете давиться ризотто и не перейдете к сути вопроса.

— К сути, говоришь? — откладывая столовые приборы кивает отец. — Прекрасно. Для начала — я недоволен твоим внешним видом. Когда ты уже закончишь ходить как…

Концовку тактично не договаривают, но догадаться несложно. Я ведь сегодня снова приоделась в платьице с прежних времен. Белое и само по себе короткое, а корсет на талии еще больше приподнимал длину, оставляя бедра едва прикрытыми.

Закидываю локоть за спинку стула, как бы невзначай поправляя завязки на глубоком декольте.

— А что не так с внешним видом? — деланно удивляюсь, обращаясь к Денису. — Я плохо выгляжу?

— Ты выглядишь шикарно, — уверяет он.

— И мне так кажется. Может разве что с блестками на веках переборщила, а так вполне себе стандартная форма одежды в универ.

Нет, конечно. В таком прикиде только на панели стоять или парней в клубе клеить, но родителям ведь об этом знать необязательно. Откуда они вообще что-то обо мне могут знать? Им плевать на мои успехи, на мои планы, на то, что происходит у меня в жизни.

После развода никто из них ни разу не спросил у меня банальное: как дела. Только: сделай, ты должна, ты обязана, не позорь нас. И именно поэтому я не делаю, никому ничего не должна, не обязана и плевать хотела на их сранную репутацию. На меня же всем плевать. Баш на баш.

— Ты выглядишь как дешевая эскортница, — о, вот и маменька проснулась.

— Позвольте! — возмущено возражает Волков. — Какая ж она дешевая? Вы дешевых видели? Там только с бодуна можно кого-то выбрать. Нет. Тут однозначно не ниже платинового статуса.

Ха. Вот уж комплимент так комплимент.

— Спасибо, милый, — мурлычу я, почесывая его за ушком.

— Всегда пожалуйста.

— Вы сравниваете свою невесту… с эскортницей? — тонкие брови папиной приживалки взлетают к непрокрашенным корням.