— А где, говоришь, твой Амато, — встаю я.
Впрочем, я и сама слышу. Где-то за стеной мелодично играет дудочка.
Именно тюремную камеру эта комнатка и напоминает. Хотя нет, скорее келью, судя по тщательной, но старой побелке, скромности обстановки и висящей на стене иконке. Да и девушка в таком простом коричневом платье, как были у служанок в Белом доме, словно послушница.
Выйдя в коридор, где так же как в комнате свет падает из размещённых прямо под потолком окон, я окончательно убеждаюсь в том, что это если не монастырь, то точно что-то церковное, но давно заброшенное.
— Дарья Андреевна, — подлетает фей, увидев меня. Но тонкая цепь, которой он прикован к стене, не позволяет ему особенно размахнуться, и он бессильно падает на топчан.
К своему стыду, я его не помню. Да, где-то среди своих сородичей он, конечно, мелькал, видел меня, попадался на глаза, но вот мне ничем особенно не запомнился. Симпатичный темноволосый восемнадцатилетний парень с дудочкой.
— Привет! А тебя, значит, приковали, — дёргаю я цепь. Ага! Хрен там! — А шпага?
— Отобрали, — пожимает он плечами.
— Логично, — сажусь я рядом с ним. — И что будем делать?
— А что вы тут делаете?
— Меня судя по всему тоже похитили. Возможно, ради того, чтобы Георг подписал любые условия, что ему продиктует Император.
— Скверно, — вздыхает он. — Но вас же наверняка ищут в отличие от меня.
— И тебя, Амато, конечно, ищут! Не волнуйся, мама твоя держится. И все верят, что ты жив и вернёшься. Присаживайся, Годелин, — двигаюсь я, показывая на место рядом с собой девушке, застывшей с выражением недоумения на лице.
— Значит, они не поверили в записку, что меня заставили написать? — столько надежды в его голосе.
— Поверили, не поверили, теперь какая разница. Надо думать, как отсюда выбираться. Где мы, кстати?
— На территории императорского замка. Какая-то старая постройка, которую давно снесли, и сверху построили часовню, но заброшенные подземные помещения остались. Я, когда хотел сбежать, видел и стены, которыми окружён замок, и дворец, и сторожевые башни.
— Что же не сбежал?
— Из-за меня, — всё же садится рядом Годелин.
— А потом меня приковали, — показывает он на цепь. — А Коннигейл? У неё получилось выбраться?
— Получилось, — киваю я.
— Это она вам про нас рассказала?
— Если бы. Я, честно говоря, не очень верила, что она ничего не помнит, но судя по Годелин, видимо, её тоже лишили части памяти.
— Зинанта, — кивает он.
— А как Годелин сюда попала, знаешь? — кошусь я на девушку, которую кажется ничто в этом мире больше не интересует, кроме затяжки на платье, из которой она вытаскивает нитку.
— Зинанта сказала, что её отец скоро умрёт, но она знает, как ему помочь. Для этого Годелин должна поехать с ней.
— И доверчивая девочка села на корабль, никому ничего не сказав, чтобы спасти своего отца?
— На самом деле она совсем не такая, — вздыхает он, глядя как та с отупением сумасшедшей наматывает на палец выдернутую нитку. — Она бойкая, смелая, отчаянная, совсем как вы. Зинанта так и не смогла заставить её делать то, что ей нужно.
— И тогда она решила найти более покладистую Коннигейл и поменять их телами? — догадываюсь я.
— Но Коннигейл сбежала прямо во время ритуала. А Годелин теперь чем-то травят, что она стала такой, — снова тяжело вздыхает он.
Где-то высоко в небе пролетает птица. Тень её недолго скользит по каменному полу и исчезает.
— Вот же гадство, — поднимаюсь я и задираю голову к окну, потому что эта тень вдруг наталкивает меня на одну мысль. — А эти окна что, не зарешечены?
Глава 77. Даша
— А это даже не застеклено. Я его разбил, — поясняет Амато. — И меня приковали после того, как я сбежал.
— А Годелин? — поворачиваюсь я, но тут же разочаровано машу рукой. — Да, за неё не боятся. Ей в таком состоянии вообще ничего не надо.
— Даже если она вылезет, то, наверно, так и сядет у разбитого окна, потому что не понимает больше ни что делать, ни куда идти, ни кто она.
— А кричать? Звать на помощь пробовали?
— Бесполезно. Наверное, ведьма наложила какое-то заклятье: нас словно не существует. Никто нас не слышит, и что здесь происходит — никто не видит.
— Вот сука, — упираю я руки в бока. — Но ведь я-то вылезти могу?
Оцениваю размер бойницы, ширину своих бёдер. И тут вспоминаю про противоядие, которое дал мне Шако. Ведь как знала — взяла его с собой.
— Травят, говоришь? — снимаю я с шеи шнурок и заглядываю в кружку, что стоит на полу. — А у тебя обычная вода или тоже какой-то отвар?
— Обычная, но её так мало, что на двоих при всём моём желании не хватает. Да Годелин её и не берёт.
— Да и хрен с ним тогда, — возвращаюсь я в комнату за ковшиком. Логично предположив, что если противоядие сработает, то можно его и этой гадостью запить. — Слушай сюда, — обращаюсь я к Годелин, но, встретив её растерянный взгляд, поворачиваюсь к Амато. — Нет, лучше ты. Помоги-ка мне, — разворачиваю я свёрточек.