— А ты всё равно великолепна, — застёгивает он штаны. — И орала так, что у всей охраны, наверно, стояк.
— Какой ты продуманный, — наклоняюсь я собрать рассыпанные бусы. — Охрану выставил.
— Оставь это, — тянет он меня к себе, а потом поднимает на руки. — Донесу тебя до твоей комнаты, а то опять заблудишься.
— А покои Дамиана далеко? — оглядываюсь я, усмехаясь.
Но сейчас ему точно глубоко плевать на Дамиана. На Совет. На осень. На зиму. Он счастлив. И так же, как и я, находится в той параллельной реальности, где есть он и я, и где ничто не может нам помешать всегда быть вместе.
В реальности, которую мы так хотели бы создать.
Глава 57
Так в Полынном Королевстве по мановению руки моего короля и закипела работа.
Всё закрутилось, завертелось, понеслось.
Застучали молотки плотников. Помчались во все стороны гонцы с указами. В столицу потянулись подводы с провизией, стройматериалами, тканями. И если поначалу простой люд как обычно раскачивался, отмахивался, возмущался. То, когда пожелтели первые листья, даже у самых недоверчивых не осталось сомнений — зиме быть. И каждая лавчонка получила государственный заказ. И каждый захудалый домишко начал готовиться к зиме.
Как во всём этом чувствую себя я?
«
Но, захлопывая книжечку, вопросительно стучу пальцами по столу.
Только что-то стало не так.
А теперь ещё раз, не для протокола: Как во всём этом чувствую себя я?
Примерно так, когда на работе цейтнот, а ты сидишь и складываешь «косынку».
Не потому, что нечего делать. Не потому, что не знаешь, что делать. А потому, что этот чёртов пасьянс никак не сходится, и ты всё думаешь: ну вот сейчас-сейчас, вот ещё разочек. А я думаю: у меня ещё есть время, мне просто нужен ещё денёк.
Но время идёт, а ничего не меняется. Не меняется в моём пасьянсе. Хотя каждый день к вечеру я буквально валюсь с ног. Все чего-то от меня хотят, куда-то вызывают, что-то спрашивают. Спорят. Требуют. Настаивают.
И когда столько с этим работы, кажется, и нет ничего важнее наступающей зимы. И хочется всё остальное отложить ради этих насущных простых забот и погрузиться с головой в них и в наше невозможное счастье.
В счастье, которое самозабвенно, отчаянно, с полной самоотдачей дарит мне мой король, превращая каждый день в сказку.
Задушевными беседами до утра. Пробуждением на его плече. Лепестками роз в ванной. Дикими скачками на лошадях на перегонки. Посиделками у ночного костра. Историями из своего детства. Скабрёзными байками из своих боевых походов.
Любая блажь, что только приходит в мою больную голову — для него повод меня побаловать.
И так легко живётся в этом беззаботном счастье, что, кажется, оно никогда не закончится.
Так оно правильно, просто, бесконечно…
Так не хочется выныривать с той глубины на поверхность, где часики тикают, жёлтые листья летят, время тает, а я всё так и топчусь на месте.
И так приятно верить во всю ту ерунду, что мне говорят и не мучиться лишними вопросами.
Например, Барт принёс мне целую катушку светящихся золотых ниток, которые были так похожи на волосы. И Аката даже показала старый подтрёпанный гобелен с изображением Наль, который она пытается восстановить. Похоже на правду. Только Барт не должен бы видеть этих ниток. Но я приняла.
А буквально на днях, Его Величество подарил ту самую куклу дочке нашей кухарки, а её брату-близнецу — набор солдатиков. Дети были счастливы, Гретхен прослезилась. И только Вит упрямо бубнил, что их день рождения праздновали три месяца назад.
В большой бархатной коробке, оказывается, лежали пистолеты, а вовсе не украшения. И эту супердорогую суперновинку оружейного мастерства мой король как раз и привёз в подарок мне. И мы целый день стреляли по бутылкам как гусары из этих мушкетов. Стреляли и пили, и снова стреляли по новым пустым бутылкам. И назвали это Проводами лета.
Это так приятно: жить одним днём и ни о чём не печалится.
Просто прожигать жизнь, а не ждать, пока положенное время отлежат во льду крокусы.
Хотя и без крокусов у меня всё как-то не заладилось. Все мои планы если не рухнули, то как-то не сбылись, не сложились, застряли и ни с места, как тот пасьянс.
Господин Ля Поль не поправился, а только ещё сильнее разболелся и совсем слёг. Шако подтвердил воспаление лёгких, и перевод летописи со староабсинтского пришлось отложить.
Брат Август так и не вернулся. И нет возможности его ни найти, ни поговорить, ни узнать правду. Вместо него ждали нового священника.
Про обрезанную косу и фотографию якобы тоже никто ничего не слышал.
В общем, меня обложили со всех сторон, чтобы никуда я не лезла.