Заноза Его Величества (СИ)

Нет, исповедь всё же сила. Даже вздыхаю с облегчением. Что я правда, как в первый раз. Как не Красная шапочка. Я же лес знаю, секс люблю, чего мне тут бояться? Ну а с чувствами своими уж справлюсь как-нибудь. Пусть любит свою Катьку, не претендую. Оно мне может ещё и не понравится, чего я раньше времени разволновалась.

— Фелисия, — водружаю я на каминную полку иконку, на которой братья-боги традиционно смотрят в разные стороны. Явный новодел: ни девочки, ни свечения, ни рыжины. — Ты не могла бы попросить у брата Августа какие-нибудь книги по теологии, библию, не знаю откуда берут тут все эти знания про богов.

Надо разбираться потихоньку что тут у них к чему.

— Конечно, миледи, — кланяется эта шпионка. И я её не виню, что поделилась своими подозрениями с королём — работа такая. — Я попрошу. Там после миледи Аурелии кое-какие книги, возможно, остались. Она в отличие от вас, очень набожная была.

— А Катарина выходит: ни в Ога, ни в Орта?

— Она из-за этого с миледи Аурелией много ссорились. Простите, миледи, но к Вам Его Величество, — откланивается она.

«Что? Как? Уже?» — поворачиваюсь я вслед поспешно удаляющейся камеристке. Вот это боги у них от своих обязанностей не отлынивают, я понимаю. Не успела благословения попросить и вот он, свеж как огурчик, уже стоит. Ждёт. Подпирает плечом косяк.

В общем, почти иностранными словами «екылдык» и «кабздец» я встречаю появление Его Статусности, потому что сердечко моё при его виде таки ёкает. Ещё как ёкает. А время как я понимаю, как раз для послеобеденной «летописи».

— Все прочь! — приказывает Его Решительность.

Определённо это звучит как прелюдия.

Торопливым шарканьем разбегаются служанки. Тяжёлой поступью покидает свой пост охрана. А Георг Ясно Солнышко терпеливо ждёт, когда мы останемся одни, а потом только закрывает дверь.

— Если ты начнёшь с того, что я твоя жена…

— Ты не моя жена, — усмехается он и, пройдя всю комнату, закрывает окно на шпингалет и даже задвигает шторы.

— Ага, понимаю. Будем соблюдать формальности. В картишки перекинемся? Или может партеечку в шашки? В Чапаева?

— К сожалению, не знаю о чём ты говоришь, — снимает он свой медальон, или что он там носит на груди, с «пёсиком». Снимает, не торопясь, кожаный жилет. Бряцает перевязь с каким-то оружием. Рубашка им тоже невозмутимо вытаскивается из штанов и расстёгивается. — Но если ты думаешь, что я рыцарь, то сильно ошибаешься. Если надеешься, что буду терпеливо сносить твои выходки и не притронусь к тебе, потому что ты не моя жена, то ошибаешься ещё сильнее.

Да? А просто намекнуть девушке: «Люблю. Куплю. Полетим» ему религия не позволяет? «Хочу тебя» сказать, ну так, если по-пацански. Признаться, в конце концов, что ширинка у него от одного взгляда на меня шалашом? Потому что она, блин, шалашом.

Прошлый раз хоть какой-то обоснуй был: сын ему нужен. Всё? Аргументы закончились? Теперь просто: буду драть, как козу и не колышет. И что мне дальше: лечь, подол на лицо и ноги раздвинуть? «Только я ж тебе не Катька», — упираю руки в бока. Да и толку ему что-то говорить.

«Сейчас я тебе поясню, милый, для чего тебе хрен-то нужен».

Он правда идёт не к кровати, а снова к двери. Но мне только на руку.

Резко распахивает дверь. Выглядывает в коридор.

И до того, как дверь с хлопком снова закрывается, у меня секунда на то, чтобы простить его грубость. Перестать помнить какой он. Забыть к кому он пришёл. И услышать его вздох. Потому что не могу я без души, формально, для галочки. Потому что, если уж отдаваться, то как в последний раз. Если уж любить, то короля.

И у него полсекунды на то, чтобы просто ничего не испортить.

— Я…

— Да заткнись ты! — толкаю я его к стене, обхватываю за шею. Запускаю руку в волосы, впиваюсь в его приоткрытые губы поцелуем.

Даю ему ещё полсекунды на то, чтобы ответить.

Он тратит меньше. Подхватывает, поднимает, позволяет обнять себя ногами и отвечает на поцелуй так, что я понимаю: мы уже не отойдём от этой стены. Не отойдём, потому что его не нужно учить целоваться.

Он умеет! Он бог поцелуев. Нет, ещё полубог. Потому что, гад, насилует меня языком. Я отстраняюсь, подставляя ему шею. И задыхаюсь в ярости его желания, когда он не оставляет незацелованным ни один уголок. Когда ставит рекорд скорости по сниманию штанов. Когда мои единственные трусы рвутся по швам, освобождая ему доступ к этому телу.

К чужому телу, что на мне как маскарадный костюм. Я чувствую его боль, что чёртов король оставил в нём утром. Но всё остальное в нём — моё. Безумие, с которым я ему отдаюсь. Азарт, с которым насаживаюсь на этот кол, который просто обязан быть не орудием пыток, а предметом вожделения. Знание, как доставить ему наслаждение. И адское желание, которое во мне вызывает этот чужой муж, тоже моё.

К чёрту нежности! Я научу им тебя потом, если будет у меня это «потом». Просто почувствуй, что ты умеешь.

— Доверься мне, — заставляю я его сесть на пол.

— Катарина, — выдыхает он, подчиняясь.

— Дарья, — признаюсь я. И преодолев первую боль, двигаюсь всё резче, всё глубже, всё быстрее.