Заноза Его Величества

— Ну, давай, жги! — протягиваю я ему кисть.

«И пусть Катька теперь тут решает все их государственные заморочки. А я — домой! — уговариваю я себя, готовясь к боли. — Главное, только в обморок не упасть. Выдержать. Вытерпеть. Надеюсь, для Катарины это не окажется неожиданностью».

— Властью данной мне…

Твою же мать!

Я честно держусь. Сцепляю зубы, когда по венам словно течёт расплавленная лава. Вот только Катькин организм со мной категорически не согласен. И вырубается, когда адская боль доходит всего лишь до плеча.

А теперь врубается моё сознание, словно включили свет. И я невольно закрываю глаза, хотя перед ними белеет всего лишь потолок. Мой белый потолок, между прочим. «Выведенный под яичко вот этими самыми ручками», — поднимаю я руки и открываю глаза.

Давно отросший и облупившийся маникюр. И моё родное старческое пятнышко на правой кисти.

— Ну, здравствуй, я! — сажусь я на кровати. И первое, что вижу через пелену своего плохого зрения — листки бумаги, расклеенные по стенам и разложенные даже на полу.

Катька, к счастью, подготовилась. Чего-то мне везде понаписала, но пока не нащупываю очки, могу прочитать только «Дарья Андреевна».

— Ну, я Дарья Андреевна, — сползаю с кровати.

И хочу не хочу, а в первую очередь начинаю разбираться в её клинописи.

— В общем, всё понятно, Катя, — собираю я стопкой листки. — У тебя есть план, что радует. Я тут, похоже, надолго, что расстраивает. И к чему я пока не знаю, как относиться: ты, кажется, умнее меня.

Или, если не умнее, но отчаяннее, размашистее и предприимчивее — точно.

И даже с радостью как-то отмечаю, что не только из нас с Гошиком, но из них с Дамиком тоже выйдет неплохая команда. И кое-какие ответы, что я так и не услышала на свои вопросы от Георга, даёт мне письмо Дамиана Катарине.

«Вероломство с каким церковники вмешиваются в судьбы людей, стран, целых народов настолько возмутило меня, что я решил искать поддержки у Георга. У человека, которого чуть не стал считать своим врагом. Но нашёл не только помощь  — брата, друга, соратника и истинного короля, который занимает трон не по воле случая, по праву.  

Из глупой ревности, из чувства собственности, из мести я едва не пошёл на подлость. Но боги уберегли меня. Боги, но никак не продажные святоши, что предложили мне путь предательства и самого низкого подлога. Путь позора, который вместо того, чтобы соединить, навсегда бы нас разлучил. Который сделал бы меня предметом низкого шантажа, а церковь и впредь стала бы добиваться от меня послушания и повиновения из страха обнародовать мой богонеугодный поступок…»

— Ну и язык у тебя, Дамиан Батькович, зубы сломишь, — переворачиваю я лист.

Хотя всё, чего он тут накуролесил словесами, можно пересказать в двух словах: не хотел он Катьку позорить и сожительствовать с ней обманом. Да и вообще ничего такого не хотел и не собирался. Подлил мне каплей, что всучил ему священник и ужаснулся содеянному. Словно пелена спала с его глаз. Тьху! Заразил сволочь своим пятистопным ямбом.

— Короче, Лен. Я тут на пару дней. Пока они там со своим переворотом закончат, — поясняю я подруге, немедленно прибежавшей по звонку.

— А потом, тёть Даш? — в разговор, вместо разглядывающей Катькины каракули Ленки, вступает её сын.

— Потом я вернусь обратно, Ром.

— Зачем?

— Затем, что так надо. Видишь, вон Катька что удумала, — пытаюсь я забрать у Ленки лист, — решила стащить кусок белой ленты. 

— И смотри что пишет, — не отдаёт подруга записку, зачитывает вслух: «…уверена, что все равно они найдут предлог вас не отпустить. Наверняка, это был лишь повод. Будут ждать решение архиепископа, а то и его самого. Они всегда так поступают. Но я знаю, как отрезать ленту и знаю, что делать…».

— Вот отчаянная-то! — отдаёт мне Катькину писанину Ленка.

— Ей есть ради чего, — вздыхаю я.

— А тебе? Уже нет? — всматривается она. — Ром, иди-ка погуляй.

— В смысле: Ром, иди домой? — встаёт её сын-подросток, который хоть и худющий как велосипед, но вымахал — я ему по плечо.