МОНТЁР. Это вы из-за того, что ливерку делают из животных, да? Да нет, эту не из них, нет, ешьте! А вот яйца, хлеб ещё, чай у меня в бутылке… А это любимые конфеты мои — морские камешки. Знаете такие? Внутри изюм, а снаружи сахар. Вкусно! (Смеётся.)
Дядька приподнялся, укусил кусок хлеба, стонет. Парень ест.
ДЯДЬКА. Слушайте, что у вас за жена такая, а? Бутерброды, как кошке делает.
МОНТЁР. (Ест.) Да вот, такая. Нормальная. А может и нет. Как все. Нет? Ну, вот, нормально. Сидим, едим, обедаем. Хорошо. Ну, как вы? Отошли? Нормальный ход поршня, нет? Ну вот. Против кого дружить будем?
ДЯДЬКА. Против кого? (Ест.) Сейчас наберём её, жену, скажем, пусть падает в обморок, звонит в милицию и так далее, чтобы приезжали! Бабе, вернее — женскому голосу по телефону — поверят больше, когда она расквасится, разжалобит их сразу, знаю! А куда?
МОНТЁР. А на вахту общаги. Скажете ей, пусть испугается… (Набирает номер телефона, жуёт хлеб.) Пусть испугается, пожалеет меня, пусть… Алё, срочно это, пожар, наводнение, гром и молния, Любу Сергееву, из четыреста четырнадцатой, срочно, с мужем плохо! Да, да! (Молчит.) Сейчас, побежали. Я так в армии и не пострелял. Так хотел в армию, а не пострелял. Думал: мужиком сделаюсь, постреляю, повоюю, хотел в десант. Не взяли, взяли в войска связи. И в дождь, и в грязь трясётся связь. Канаву рыли два года — от забора до обеда, канаву для сетей.
ДЯДЬКА. Она не пришла ещё?
МОНТЁР. Я люблю армию вспоминать. В армии: поднимут, накормят, спать положут! На гражданке — фуфло. Надо было остаться прапором. Пришла!
ДЯДЬКА. (Берёт трубку.) Алло, это Люба? Люба, это говорит, не важно кто. Вот что, Любушка. Как вы себя ведёте вообще. Почему вы с вашим мужем так обходитесь, а? Вот, до чего вы его довели! Он взят в заложники, и всё из-за вашей черствости, из-за вашего сына горлопана, крикуна. А вы курите к тому же! А он органически… Не волнуйтесь, с ним будет всё хорошо, и они этот парк рубить не будут тоже! Парк Павлика Морозова! Мы не в парке, нет! Нет, но вам есть повод немножко поволноваться! Зачем пить в парке, если выпить надо, мы можем выпить в приличном месте! Неправда, Любочка! Вы не слышите меня? Вы почему… У вас замечательный муж, мы с ним бутерброды вот едим сидим, потому что у нас маленький перерыв сейчас вот, а вообще-то он взят заложником, во имя спасения культурного наследства, так сказать и всего такого прочего, и у нас в связи с этим большая просьба… Денег? Про квартиру я не знаю… Стоп! Тише! Вы не могли бы позвонить в милицию и так далее, и женским голосом сказать, что, мол, муж взят в заложники, и мы зовём к нам сюда на Ленина двенадцать квартира восемнадцать телевидение и всех, и так далее! Мы не можем пригласить вас лично, Люба, потому что в коридоре бьёт и я забыл, как отключается, поэтому встаньте, пожалуйста, с сыном возле дома и пусть он тянет ручки и кричит: “Папа, папа, папа!”…
МОНТЁР. Я-жеть сказал: он разговаривать не умеет!
ДЯДЬКА. Да, прямо сейчас! Пусть стоит, нет, вы с ним стойте и плачьте! Нет, не с ума! И у вас муж не зануда вовсе, а несчастный! А? Люба, не курите! Он органически не переваривает курящих женщин! Или он разведётся с вами, Люба! (Молчит, положил трубку, трясёт пальцем в ухе.) Аж в ухе трещит. Уголёк в трубке слежался, и мне показалось, что она… Люба. Слезь с дуба.
МОНТЁР. Материлась?
ДЯДЬКА. Нет, уголёк это. Может, не ваша жена была? Мне казалось, что она у вас в вас — худенькая, а она — басом.
МОНТЁР. Уголёк — не слёживается. Она. Умеет. Научили товарки общежитские. Не говорила, что жалеет меня, что я в заложниках, нет?
ДЯДЬКА. Нет. Не говорила. Наоборот. Простите.
МОНТЁР. (Вздохнул.) А была любовь. Дружили. Под ручку. А теперь… И что, так до пенсии, как кошка с собакой? Ну, скажите? Вы же умный, я дурак? Вы же заложников берёте, образованный, ну? А где любовь-то?
ДЯДЬКА. Нету. Привычка свыше нам дана, замена счастию она. Не едут. Зачем жить. Зачем. Незачем. Я был маленький, боялся, что умру, плакал на похоронах, когда умерла бабушка, умер дедушка. Я спросил тогда маму: “Я тоже умру?” А она сказала мне: “Погоди, сынок, когда ты вырастешь, люди, человечество придумают что-то обязательно, чтобы человек мог жить вечно! А это значит — ты будешь жить вечно! Не бойся, говорила она мне, всё будет именно так!” И вот посмотрите. Все продолжают умирать как мухи. В очередь или без очереди — все! (Молчит.) Вы, молодое поколение, вы зачем живёте, объясните мне, зачем?!