Мы принесли львенка в близлежащую деревню, где Майка очень любили, нашли молодую мать-туркана, кормившую младенца, и рассказали о том, как львенок не смог справиться с бутылочкой. Женщина улыбнулась и кивнула, поняв, с чем мы пришли, еще до того, как Майк начал излагать нашу просьбу. Со спокойным достоинством она взяла львенка и приложила его к своей груди. Она не протестовала, когда я заснял ее с младенцем у одной груди и львенком у другой.
Другим необычным эпизодом была «сцена чаепития», и я уверен, что съемки полуприрученных зверей на ферме Хартли будут с интересом смотреть люди всех стран мира.
Мы сидели за столом на веранде, хорошо освещенные отраженными лучами солнца. Рядом стояла детская кровать. Количество людей-актеров было ограниченно — Делси Ведд, Майк и я. На столе кроме еды и напитков лежала колода карт, в которые собирались играть мы с Делси, пока Майк дремал на кровати. Я положил несколько горстей конфет в карман куртки, висевшей на спинке моего стула. Моя шляпа лежала рядом на скамеечке.
Операторы заняли свои места, и «представление» началось. Когда Делси и я играли в карты, операторы снимали антилоп-куду и эланда, мирно пасшихся на заднем плане и время от времени с интересом поглядывавших в нашу сторону. Потом появилась бабуин Коко, и я притворился, что не замечаю, как она подкрадывается к моему стулу, запускает лапу в карман куртки и ворует конфеты. Затем она с ликованием отпрыгнула на несколько футов, развернула обертки и засунула конфеты в рот.
Следующий номер исполнила маленькая зебра. Она подошла вплотную к Делси, ткнула ее носом, затем взяла со стола бутылку с соской, и операторы снимали, как полосатое животное с удовольствием пьет молоко.
Когда зебра утолила свою жажду, снова появилась Коко, на этот раз с двумя детенышами. Один из них сидел у нее на спине, а другой пристроился на груди. Коко взяла откупоренную бутылку с пепси-колой и, запрокинув ее, начала пить. Немного жидкости пролилось на ее грудь, к радости детеныша, который жадно протягивал губы, пытаясь не упустить ни капли, и жмурился, чтобы жидкость не попала ему в глаза.
Мы цыкнули на Коко с ее потомством и вернулись к прерванной игре. В этот момент на сцене молчаливо появился новый «артист» — животное, пользовавшееся всеобщей любовью из-за своего веселого характера.
Я говорю об этом с неохотой, ибо знаю, что мало кто из читателей поверит мне. Однако Эрик был — как это ни невероятно на первый взгляд — очаровательным парнем. Эрик — настоящая гиена, даже если он и совершенно отличен от всех других гиен. Они безобразные, отвратительные создания, и я никогда не слышал ни одного доброго слова о гиенах, пока не приехал к Хартли.
Даже у него я вначале почувствовал к Эрику отвращение, но он вскоре завоевал мою симпатию лукавым огоньком в глазах, дружелюбием и чувством юмора. Эрик любил весело возиться с собаками Хартли и выкидывать всякие штуки.
Несколько раз, когда я сидел за столом у себя в рондавеле и писал, Эрик забирался туда и хватал какую-нибудь вещицу, надеясь, что я погонюсь за ним. Однажды он унес ботинок, уверенный, что я увижу его в последнюю минуту. Мне был нужен ботинок, и я погнался за Эриком. Но он нырнул в недоступный для меня куст кактуса, и я остался без ботинка.
Эрик питал склонность и к фетровым шляпам. Именно поэтому моя шляпа была положена на скамейку и соблазняла его. Эрик, конечно, не выдержал. Шляпа очутилась у него в зубах, и он стремглав бросился с нею прочь. Но на этот раз я поймал его, опрокинул на спину и выдернул шляпу из его пасти. Дырка в шляпе была совсем маленькой платой за эту хорошую сцену.
Вернувшись за стол, я сунул сигарету в рот только для того, чтобы эланд шагнул вперед и мягко вынул ее из моих губ. Он глубокомысленно пожевал сигарету, с удовлетворением проглотил ее и благодарно взглянул на меня. Этот эланд так сильно любил сигареты, что даже забирался в дом и воровал их из открытых портсигаров.
Видимо, сигарета взбодрила его. Он подошел к кровати, на которой дремал Майк Хартли, и опрокинул ее. Майк пришел в ярость, и эланд ускакал, довольный своей грубой шуткой.
Тут мы решили, что с нас хватит, и покинули сцену. Но операторы продолжали съемку в надежде, что куду сыграет предуготовленную ему роль. И он действительно появился на сцене и стал осматривать тарелки, стоявшие на столе. Затем он осторожно огляделся по сторонам, подошел к столу и начал вылизывать тарелки, как бы зная, что делает нечто недозволенное. Время от времени он останавливался и вскидывал глаза на операторов, которые могли в любой момент помешать ему. Зритель мог видеть виноватое, но довольное выражение его морды, занятой очищением тарелок.