Занзабуку

Несмотря на такие дружелюбные отношения с львами, Хёфлер понимал, что он никогда не сможет предвидеть все их поступки и чувствовать себя в полной безопасности. Однажды, когда он снимал завтракавших львов, находясь всего в пятнадцати футах от них, львица раздраженно посмотрела на него, забила хвостом, зарычала и бросилась к Хёфлеру. Он похолодел от ужаса, но львица внезапно остановилась в шести футах перед ним, обдала его горячим дыханием, повернулась и возвратилась к прерванному завтраку. А Хёфлер так и не понял, почему она бросилась к нему и почему остановилась.

И он повторял, что знает лишь одно: поступки львов невозможно предвидеть.

В прежние времена большинство охотников на львов придерживалось о них иного мнения, чем Хёфлер. Они считали льва свирепым, кровожадным, вероломным убийцей, постоянно рыщущим в поисках жертвы.

И охотники шли убивать львов, а не изучать или понимать их. В конце прошлого века ружья были не так точны, а пули не обладали такой убойной силой, как ныне. Поэтому первый выстрел часто лишь ранил льва. Теперь все согласны, что нет ничего опаснее раненого льва. Боль разъяряет его, она ранит его гордость столь же глубоко, как и тело. Кровь бурлит у него в жилах, мышцы обретают огромную силу. Он может прыгнуть на двадцать — двадцать пять футов, и молниеносность его нападения даже трудно себе представить.

В прошлом большинству охотников рано или поздно приходилось иметь дело с раненым львом, и, естественно, у них складывалось убеждение, что лев — самый опасный и кровожадный зверь.

И они не понимали к тому же, что львы крайне любопытны. Когда охотники разбивали свой лагерь во владениях льва, они окружали палатки оградой из колючего кустарника и всю ночь жгли костры.

Львы, бродившие в темноте, заинтересовывались новым явлением природы и шли узнать, в чем дело. На своем пути они натыкались на колючую преграду, что только разжигало их любопытство, как это бывает и с людьми.

Львы находили лазейку в изгороди, над или под ней и, проникнув внутрь, начинали обнюхивать все вокруг. Сонный часовой вскрикивал, хватал ружье и стрелял, среди львов и людей начиналась паника, и кто-нибудь получал увечье. А охотники приходили к выводу, что львы свирепы и готовы на все, лишь бы добраться до людей и растерзать их.

Ныне никто не возводит ограды вокруг лагеря и не жжет всю ночь костры. Я сам слышал, как ночью лев мягко шагал вокруг моей палатки. Он внимательно все обнюхал и осмотрел и, удовлетворив свое любопытство, спокойно удалился.

Правда, мне было немного не по себе, но я думаю, опытные профессиональные охотники теперь не обращают внимания на величественных ночных гостей.

Почти все львы, которых я встречал и снимал, уже имели достаточно неприятный опыт «общения» с человеком и встречали нас настороженно и не слишком дружелюбно. Поэтому наша работа была сопряжена с опасностью, но при натурных съемках диких животных операторы всегда рискуют своей жизнью. Я тоже рисковал, но никогда не шел безрассудно навстречу опасности, и при съемках львов меня страховали профессиональные охотники. Это были исключительно меткие стрелки и замечательные следопыты.

Во время путешествия 1946 года я наслаждался обществом нескольких знаменитых белых охотников, среди них был и младший брат Кэрра Хартли — Лионель, который позже погиб при авиационной катастрофе.

Хотя мы с Лионелем большую часть времени провели в попытках спровоцировать на нападение какого-нибудь носорога и заснять, как он загоняет меня на дерево, мы видели и много других животных в пересеченной местности района Цаво. Там мне удалось узнать немало нового о повадках животных. Например, когда я приехал в Мтито Андеи, я нашел записку от Дианы Хартли, в которой сообщалось, что она и ее муж поехали расчищать дороги от деревьев, поваленных слонами.

В округе была засуха, зеленые листья остались лишь на верхушках деревьев, и слоны, чтобы добраться до листьев, выворачивали деревья с корнем. Они совсем не беспокоились, что поваленные стволы перегородят шоссе.

Диана Хартли часто охотилась вместе с мужем. Однажды их попросили уничтожить льва-людоеда, убившего нескольких местных жителей. Супруги выследили льва, и Лионель стрелял первым, но пуля, попавшая в грудь льва, лишь ранила его, и он исчез в кустарнике. Если не повреждены его жизненные центры, лев может нести в своем теле очень большое количество свинца, и раны лишь разъяряют зверя. Профессиональные охотники свято соблюдают правило, гласящее, что любое раненое животное должно быть добито. При этом охотник подвергается смертельной опасности, ибо раненый зверь прячется в засаде и ожидает удобного момента для атаки.

Этот людоед поступил именно так и, когда Лионель приблизился, прыгнул на него. Охотник не успел выстрелить, и несомненно хищник растерзал бы его, если бы рана не помешала зверю точно рассчитать свой прыжок. В полете лев задел о дерево и промахнулся на дюйм. А прежде чем он прыгнул второй раз, миссис Хартли, прикрывавшая мужа с тыла, всадила пулю в шею людоеда.