Ну а если лев не людоед, не ранен и не кали, то он безопасен? К сожалению, нет. Это может быть так в девяти случаях из десяти и даже в двадцати четырех из двадцати пяти, но не всегда. И в последнем случае, несмотря на отсутствие видимых причин, лев будет вести себя не так, как вы ожидали. В действительности, конечно, у льва всегда есть причины для нападения, нейтралитета или отступления — причины, понятные ему самому. И лев не виноват, что мы не можем предвидеть или понять его поведение.
Сам я думаю, что, если лев нападает без видимых причин, значит, люди просто надоели ему. Люди, подкрадывающиеся вплотную, когда он хочет спать, или есть, или играть с подругой, или просто лежать, наслаждаясь пейзажем, должны нередко казаться ему надоедливыми, как черти. И я могу понять, почему лев, выглядящий миролюбивым и довольным, может внезапно броситься на вас.
Но вообще львы удивительно терпимые и дружелюбные создания. Они умны и легко приспосабливаются к различным условиям. Последнее качество и порождает кажущиеся противоречия в устных и печатных рассказах о львах. Легче всего снимать львов, настроенных миролюбиво и дружелюбно. Это, как правило, звери, которые или почти не встречали человека, или, наоборот, много раз видели его и привыкли к нему. Ко второй категории и принадлежали львы, встреченные нами ночью по дороге в Арушу, а также снятые мною несколько позднее.
В Аруше я попрощался с Цезарем и нанял «форда» и шофера, который должен был доставить меня в Додома. Я надеялся сесть там на самолет, летящий на юг, в Северную Родезию.
Я закончил съемки в охотничьем раю. Автомобиль быстро катился по дороге, когда впереди я заметил льва, лежавшего под деревом. Это оказался великолепный, редко встречающийся черногривый зверь.
Лев в одиночестве приканчивал зебру и выжидательно посмотрел на нас, когда мы остановились примерно в тридцати ярдах от него. Небо было облачным, и на таком расстоянии я не мог снимать, особенно пока лев находился в тени дерева, но мы не отважились подъехать ближе. Водитель слишком испугался, хотя в автомобиле он был в безопасности, а я боялся, что, приближаясь, мы спугнем льва. Может быть, если мы подождем, он из любопытства сам подойдет к нам.
Увидев, что мы остановились, лев вернулся к прерванному обеду. Время от времени он поглядывал на нас, чтобы проверить, ведем ли мы себя по-прежнему тихо. Мы выключили мотор и слушали, как ребра зебры хрустят на зубах льва.
Было ясно, что лев насытился, но не желает оставить слишком много мяса для стервятников, которые кружились все ниже и ниже, иногда приземлялись футах в десяти — пятнадцати от туши и бросали тревожные взгляды на льва и нас.
Полчаса мы стояли на месте, ожидая, пока лев окончит свою ленивую трапезу. В конце концов наше терпение было вознаграждено. Лев медленно поднялся, в последний раз лизнул зебру и нарочно вспугнул двух стервятников. Затем он двинулся к нам. Его брюхо было так набито, что он двигался очень медленно. Я увидел окровавленные пасть и лапы, и на этот раз лев не казался красивым. Но я опустил стекло, навел на льва объектив аппарата и нажал спуск.
Лев пересек дорогу и очень спокойно зашагал по обочине, удаляясь от нас. Я приказал шоферу следовать за львом, чему он с неохотой повиновался. Лев даже не обернулся, когда автомобиль двинулся за ним, и продолжал идти своей дорогой. Освещение было хорошим, и я спешил сделать побольше снимков. Внезапно лев обернулся, раскрыл пасть и, зарычав, широко зевнул.
Мой водитель побледнел и так резко крутанул рулевое колесо, что чуть не опрокинул автомобиль, а я не смог окончить съемку продолжительного рыка-зевка. Я знал, что лев не сердится: после такого плотного обеда лев редко приходит в ярость. Этот лев просто выражал удовлетворение хорошей трапезой, которой он насладился; некоторые люди выражают подобные чувства столь же шумно. Спустя мгновение он продолжил свой путь в пяти ярдах от дороги, и мы некоторое время ехали рядом. Я снимал, пока лев наконец не скрылся в кустарнике.
Я все еще радовался этим «сверхплановым» кадрам, когда наш автомобиль (примерно через час после встречи с черногривым львом) чуть не врезался в группу львов, гревшихся на солнце. Все они — лев, три львицы и львенок — подняли головы и внимательно посмотрели на нас, но не двинулись с места.
«Медленно вперед!» — скомандовал я.
«О нет, нет!» — протестовал шофер.
«Да!» — настаивал я.
Он включил первую скорость, и автомобиль потихоньку двинулся вперед. Львы следили за нашим приближением, но оно, казалось, не волновало их. Я начал снимать через ветровое стекло, но шофер остановил автомобиль в пятидесяти футах от львов.
«Вперед!» — скомандовал я, и расстояние сократилось до двадцати пяти футов. «Ближе», — настаивал я, хотя водитель протестовал. В пятнадцати футах мы остановились.