Занзибар, или Последняя причина

— Значит, Герберт прав, — сказал он. — Он считает, что у тебя слишком мало денег и тебе придется скоро отказаться от своей нелепой затеи. Я ответил ему, что исключаю такой поворот событий; если ты совершаешь такой шаг, то ты его давно и основательно спланировала. — Он помолчал, потом раздраженно заключил: — Значит, я ошибся.

— И ошибаешься снова, — сказала она голосом, полным издевки. Когда он злится на меня, он мне очень нравится. О, если бы он знал, как нравится мне, когда злится на меня. — Я вовсе не отказываюсь от своей затеи. Я и не думаю сдаваться. Я только хочу, чтобы ты прислал мне немного денег, чтобы мне не надо было сдаваться.

Она напряженно ждала ответа. Не зашла ли я слишком далеко? Может, он понял, что я даю ему шанс? А я действительно даю ему шанс? Хочу ли я оставить ему надежду, что в один прекрасный день он сможет любить женщину, которая больше не является его пленницей? «Вы ошибаетесь, Патрик, — предупредила я несколько часов назад, — этот человек точно знает, чего ему от вас ждать». «Возможно, — ответил он, — но я больше не его пленник. Я могу действовать». Вот разница между черным маленьким чертиком и мной: я уже не пленница Иоахима, но у меня нет ни малейшего желания причинить ему зло. Она вспомнила, как сказала Патрику: «И все же вы боитесь!» В этот момент, в разговоре с Иоахимом, Франциска поняла, что движет О’Мэлли. Его страх знает нечто большее, чем он сам. Его страх знает, что он все еще пленник Крамера. Он должен убить не для того, чтобы вернуть себе свою честь, ее не вернет и месть, а просто для того, чтобы больше не быть пленником Крамера. Я же не являюсь больше пленницей Иоахима. Я не его пленница, потому что не хочу мстить ему, потому что больше не боюсь его, потому что я даже могу снова дать ему шанс. Она была настолько погружена в свои мысли, которые хотела додумать до конца, что ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что ответил Иоахим.

— Я и не подумаю посылать тебе деньги, — сказал он. — Я пошлю тебе билет Венеция-Дортмунд. — И тоном, в котором уже почти звучала ненависть, добавил: — Конечно, спальный вагон.

Собственно, я могла бы уже положить трубку. Я дошла до той самой точки, что и позавчера после обеда в разговоре с Гербертом, когда он употребил выражение «производственная авария». Для таких мужчин, как Герберт и Иоахим, существуют только «производственные аварии». Но и с Гербертом я продолжала задавать вопросы, когда все уже было абсолютно ясно. Чего же я продолжаю расспрашивать Иоахима?

— Ты действительно думаешь, Иоахим, — сказала она, — что так могло продолжаться вечно?

— Так и будет продолжаться, — ответил он. — И тебе это всегда нравилось.

Она почувствовала, как лицо ее покраснело от стыда, даже здесь, где ее никто не видел.