Занзибар, или Последняя причина

Разговор стоил тысячу двести лир; Франциска оплатила его и вышла из помещения, снова увидев блеклые галереи Фондакодей-Тедески; итак, с этим покончено; она вышла в переулок, в конце которого разглядела ступени, ведущие к мосту Риалто, они были освещены солнцем, и по ним вверх и вниз шли люди, хорошо, что это уже позади, она ощущала удовлетворение. Удовлетворение — плохое чувство, но существуют ситуации, когда ты не можешь его не испытать, я ничего с собой не могу поделать, я рада, что расквиталась с Иоахимом; сама того не замечая, она направилась на мост, может пойти с Риалто в сторону Сан-Дзаккария, поближе к отелю, лечь спать? Она чувствовала себя невыспавшейся, я еще по-настоящему не устала, только не выспалась; наверняка я выгляжу ужасно; она вошла в один из баров на остановке моторных лодок и выпила эспрессо, но потом все же решила не ехать, мне надо пройтись пешком, воздух такой замечательно свежий, таким прекрасным он не был с тех пор, как я здесь, и она направилась снова в сторону пассажа.

На Пьяцца-Сан-Марко было уже много людей, они почти заполнили площадь, и все новые людские группы вливались в нее, она разбухала, словно со всех сторон через трубы в нее беспрерывно хлестали человеческие потоки, вокруг площади висели шелковые полотнища, голубые и красные, старые благородные шелка, а на флагштоках трепетали на ветру новые триколоры: зелено-бело-красные. Должно быть происходит что-то особенное, какой-то праздник; западная сторона празднично украшенной площади уже купалась в солнечных лучах, так что взгляд Франциски непроизвольно скользнул в сторону укрытой тенью башни, вверх, к темно-красной кампаниле, белое острие которой упиралось в неслыханную голубизну, бездонную прозрачную голубизну, я никогда не была на колокольне, обычно это дело туристов, но, скорей всего, это что-то очень захватывающее, я хочу попытаться, потому что расквиталась с Иоахимом и потому что происходит нечто особенное, потому что у меня снова есть возможность, должно быть, это великолепно — стоять там наверху, на этом чудесном воздухе, возможно, сегодня утром я буду там одна, здесь мало туристов, к тому же так рано они не встают, а люди на площади — это венецианцы, ей повезло, женщина в кассе камианилы была уже на месте, она сказала, что еще слишком рано, но все же продала Франциске билет, она даже отперла лифт и задвинула за ней решетку. Франциска медленно поплыла вверх.

Когда она вышла из кабины лифта, ей пришлось поднять воротник пальто и посильнее завернуться в него, потому что восточный ветер был сильным и режущим. Она нашла нишу возле одного из колоколов, защищенную от ветра, где можно было стоять, хотя и там Франциска дрожала от холода и была ослеплена необычным сиянием. Лишь через несколько секунд она решилась открыть глаза; она увидела море. С этой высоты море казалось высокой стеной, верхний край которой, горизонт, был темнее неба, темнее и без четкой границы; горизонт Адриатики этим утром являл собой насквозь просвеченные солнцем облака цвета шифера, из этой облачности поверхность моря переходила в серую лазурь, под которой скрывался фиолетовый цвет, ближе к земле казавшийся светлыми чернилами, а еще больше — приятной лиловостью, и все это было покрыто серым светящимся лаком; видневшаяся земля была островом Лидо, словно нарисованным карандашом, уверенной рукой нанесенным на карту, прочерченная линия между шиферным морем, опаловым морем и серебристой слепящей лагуной.