Занзибар, или Последняя причина

Она вспомнила это имя. Гронки, итальянский Хойс, и почувствовала, что человек, стоящий рядом с ней на башне, сообщил ей эту информацию без малейшего восторга, холодно, деловито; ему нет никакого дела до Гронки, как и мне до Хойса, то особенное, что происходит в Венеции или где-то еще, нас не касается, и тут колокола перестали звонить, то есть они еще ударили несколько раз, но страшный грохот прекратился так же внезапно, как и начался, он оглушил их, оглушил и отрезвил, и то волшебство, которое какой-то момент исходило от человека, стоящего рядом, улетучилось, Франциска не испытывала ничего, кроме леденящего холода ветра, оглушенности, отрезвления и усталости после бессонной ночи; она холодно кивнула мужчине и повернулась, чтобы уйти. Не воспользовавшись лифтом, которого надо было долго ждать, она пошла по ступеням вниз, по бледно-серому внутреннему пространству колокольни Сан-Марко, в котором пахло мочой.

Фабио Крепац, первая половина дня

Фра Мауро наверняка был убежден, что Земля имеет форму шара, — подумал Фабио Крепац, разглядывая на карте контуры Скандинавии и при этом почти стоя на коленях, потому что север на карте мира Фра Мауро находился у нижнего края, и Скандинавия казалась весьма стиснутой, сжатой, потому что монах в 1458 году должен был вместить всю неизвестную к тому времени Землю в плоскую форму круга. В те времена церковь еще отрицала существование географических антиподов.

Фабио никогда не упускал возможности посмотреть Mappa Mundi[26], когда бывал в Марчане, а сегодня, когда профессор Бертальди покинул его, он остался там в полном одиночестве. Из академической кельи Бертальди Фабио какое-то время еще наблюдал за приготовлениями к приему Гронки, за построением оркестра карабинеров, за трубами, поблескивавшими на утреннем солнце и заглушаемыми быстрыми, квакающими звуками горнов, которых почти не было видно; скучая, он вышел из помещения, прошел через длинный коридор, уставленный книжными шкафами, и открыл дверь кабинета, в котором хранилось несколько древних глобусов, издания Альди, а на узкой стене, за занавесом, находилась большая старая карта. Вход к этим старинным собраниям, куда даже в лучшее время года едва ли зайдет какой-нибудь случайный турист, был сегодня закрыт. Но если ты хорошо знал расположение библиотеки и имел дело с ученым, чье рабочее место было прямо среди архивов, то можно было добраться и до «Brevarium»[27] Гримани, и до инкунабул Помпозы, и до карты «Geographus Incom-parabilis»[28]. Словно вор или маленький мальчик, прокравшийся в запретное помещение, Фабио как можно тише отодвинул занавеску. Трубы и фанфары были едва слышны в кабинете, они звучали словно издалека, приглушенное эхо того мира, который здесь представал не то чтобы в потускневших, а, скорее, в потемневших красках — голубой, зеленой, коричневой. Карта, высотой в два метра, располагалась прямо за занавесом, вделанная в оправу из слепящего, почти черного золота.

Фра Мауро был слишком хорошим географом, чтобы в 1457 году, когда он начал карту, еще сомневаться в шаровидной форме Земли, размышлял Фабио. Кроме того, ему дали поручение от короля Альфонса и португальских принцев вскоре после того, как двор в Лиссабоне узнал взгляды Тосканелли относительно самого короткого морского пути в Индию. Фра Мауро знал каждую карту, которая была тогда в Европе и Передней Азии, он знал, что в картах Тосканелли, обозначающих пути для парусных судов, этих точнейших описаниях путей от одной гавани к другой, сомневаться не приходится; но если расчеты Тосканелли были правильными, то поверхность Земли должна быть искривленной, и ее искривление должно было распространяться в бесконечность завершенного шара, иначе мировой океан должен был растекаться у краев. Значит, — Фра Мауро наверняка сознавал это, подумал Фабио, — победил Кратес из Маллоса, а из отцов церкви — Якобус фон Эдесса, победила география глобусов, непризнаваемое церковью представление о шаровой форме планета, подпольное движение науки.