Занзибар, или Последняя причина

Он взобрался на буну и пошел по ней, пока не достиг берега; это был каменистый берег, с проплешинами песка среди грубой гальки. Рощица казалась темной на фоне неба. Кнудсен знал, что это не настоящий лес, а всего лишь огороженный лесной заповедник, состоящий из низеньких молодых сосенок. Через регулярные промежутки времени над ними мелькал свет маяка, но он не охватывал их, а лишь бегло касался и сразу уходил дальше на запад к побережью полуострова. Кнудсен хорошо выбрал место. Он сел на камень, вытащил трубку и раскурил ее, да так, что его фигура скрывала вспыхнувший огонек спички от маяка. Он принялся ждать. Кнудсен вдруг почувствовал себя очень хорошо, он ощущал, как его покидает тревожная забота, и объяснялось это решением, которое все больше укоренялось в нем; это простая и практичная идея, подумал он, я, видно, совсем спятил, что не подумал об этом раньше. И это даже не предательство, сказал он себе, потому что фигуру — он даже мысленно не называл ее больше «идолом» — следовало лишь спасти от этих, и если тихо утопить ее где-нибудь в Балтийском море, то она как раз и будет от них спасена. Балтийское море — дело чистое. К тому же он мог запомнить место, где потопит фигуру; и возможно, когда-нибудь, когда этих уже не будет, ее удастся вытащить. Ему надо выбрать не слишком глубокое место, доступное для водолазов. Если же эти останутся навсегда — а Кнудсен уже не представлял мир без них, — то, по существу, будет все равно, где окажется этот кусок дерева в Конце Света: в церкви или на дне моря. Тоскливое беспокойство, охватившее Кнудсена, ушло, пока он сидел и курил, размышляя о судьбе деревянного изваяния. Он почта забыл свою неприязнь к Грегору, когда подумал о том, как легко он выскочит из всей этой затеи.

Море перед ним было темным. Таможенный катер давно исчез, и не было видно ни одного фонаря на рыбачьей лодке. Ветер с силой гнал волны к берегу, где они, после сильного удара, разбивались; но Кнудсен чувствовал, что буря ослабевает; уже теперь промежутки тишины между порывами ветра становились все более продолжительными. Зато небо постепенно затягивалось почти сплошной пеленой облаков.

Кнудсен встал, сунул трубку в карман и обернулся, услышав какие-то звуки. Он увидел группу людей, направляющуюся вдоль опушки леса к нему: сначала юнгу, потом Грегора, а за ним женщину; еще прежде, чем Кнудсен осознал собственное изумление, они уже были возле него.

— Халло, — сказал Грегор, — на тебя можно положиться.

После того как они прибыли на другую сторону полуострова, он снова завернул фигуру в одеяло и теперь протянул сверток Кнудсену.

— Вот тебе твой парень, — сказал он. — Доставь его куда положено в целости и сохранности.

Кнудсен не шевельнулся. Он пристально смотрел на Юдит.

— А это еще кто? — спросил он. — Чего ей здесь надо?

— Еще один пассажир, — ответил Грегор с наигранной бодростью. — Эта девушка — еврейка, — добавил он. — Ей необходимо бежать за границу.

— Так, — насмешливо сказал Кнудсен. — Ей, значит, необходимо за границу.

Он отвернулся и сказал юнге:

— Бери сверток и пошли! Мы уходим.

Грегор одним прыжком оказался около Кнудсена и схватил его за руку.

— Значит, ты отказываешься взять ее с собой? — спросил он.

Кнудсен остановился и сбросил руку Грегора.

— Да, — резко ответил он, — представь себе, именно отказываюсь.

Грегор подошел к юнге и передал ему пакет. Он обратил внимание, как осторожно, почтительно парень взял сверток. Потом Грегор снова подошел к Кнудсену.

— Сколько тебе нужно времени, — спросил он, — чтобы решить, берешь ты девушку или нет?

— Это небось твоя девушка? — спросил Кнудсен.

К нему снова вернулась ярость, которую у него вызывал Грегор. Он не знал, что это была ярость, направленная против партии, только вымещал он ее на Грегоре. Именно в этом отщепенце воплощалась для него партия; партия, которая бросила его, Кнудсена, на произвол судьбы.

— Оставьте его! — сказала Юдит Грегору. — Вы не смеете его заставлять!

— Заткнитесь! — грубо сказал Грегор. — Это касается только нас двоих.

— Кончайте представление! — возмутился Кнудсен. — Тебе незачем называть свою девицу на «вы».

— Послушай, — сказал Грегор, — веришь ты или нет, но она не моя девушка. Она еврейка, и за ней гонятся. Я знаком с ней три часа. Я подхватил ее в порту, после того как она попыталась уйти на шведской посудине.

— Даже если это так, — упрямо ответил Кнудсен. — Три часа не так уж и мало. Наверняка ты в нее втрескался.

Он сказал это наобум и в темноте ночи, окружавшей их, а потому не мог увидеть, как покраснел Грегор.

— Пошли! — повторил он, обращаясь к юнге. — Пора.

— Приятель, — сказал Грегор, — мы должны ей помочь.

Он почувствовал, что Юдит уже сдалась. Она отвернулась и прошла несколько шагов по берегу.

— Здорово ты все придумал, — сказал Кнудсен. — Если я возьму на борт девчонку, то, собственно, почему бы мне не взять и тебя — ты ведь так решил, а?

Грегор чувствовал, что не может переубедить этого застывшего в своих разочарованиях рыбака. Тем не менее он сказал:

— Я не еду, ни в коем случае. Чтобы выбраться отсюда, ты мне не нужен.