Все разом ожили, зашевелились, как будто тупо шагающие вперёд зомби снова стали людьми. Две серые волчицы, одна со светлой шерстью на загривке, другая — с тёмной, скрылись в лесу, а чёрная, обратившись Яной, принялась деловито ломать еловые лапы и складывать их в кучу. Рамон бросил на ветки прихваченное с собой покрывало. Вот Плюшкин, как он умудрился его в сумку запихать?! Олена осторожно, чтобы не разбудить, уложила на импровизированную постель спящего Весеня и, разогнувшись, заохала:
— Моя спина!
— Я вам сделаю массаж, белла чика! — галантно склонился Рамон рядом с поварихой. Олена окинула его оценивающим взглядом и ответила задорно:
— Если хватит сил!
— Сеньорита! — оскорблённо вскинул руки бес. — Вы сомневаетесь в моих способностях?!
— Ничуть! — серьёзно ответила Олена. — Чтобы меня отмассировать, нужны сильные пальцы!
— Я повар, сеньорита! — Рамон пошевелил руками. — Уверяю вас, я справлялся с более твёрдыми материями!
Через несколько минут волчицы вернулись уже в человеческом виде, и Анела буркнула по своему обыкновению грубовато и ни к кому не обращаясь:
— Всё тихо.
Агей жестом пригласил их присоединиться к трапезе, которую шустрый Рамон сервировал возле лежанки. Света с Захаром уже устроились чуть поодаль, поедая каждый по куску ветчины, Олена с ворчанием намазывала густое жёлтое масло на ломти хлеба, а Яна подавала ей нарезанный острым перочинным ножиком сыр. При виде гигантских бутербродов у меня в животе начался симфонический оркестр, и, похоже, все его услышали. Агей с усмешкой присел рядом:
— Проголодалась? Неудивительно!
Его рука ненавязчиво скользнула по моей талии, и я ощутила жар от его тела. Смутившись, отодвинулась, приняла от поварихи бутерброд и жадно вгрызлась в него. Вкус масла, сыра и ржаного хлеба смешались на языке, и я застонала от удовольствия. Никогда не ела ничего лучше! Агей снова тихонько засмеялся над ухом:
— Ты так эротически ешь, что я сейчас умру от желания!
Я покачала головой. Этот волк безнадёжен! Он мне нравился больше, когда не проявлял столько внимания к моей скромной персоне.
Все вокруг увлечённо чавкали, молча и со вкусом, и в этот момент на белый свет вылезла Дала:
— Где мы?
— Выспалась? — едко спросила я. — Мы тут в полной ж…, а она дрыхнет в моей башке!
— Я так вам полезна! — в том же духе ответила близняшка. — Что со мной, что без меня — одна фигня!
Агей возразил:
— Неправда, ты можешь быть очень даже полезной! Например, патрулировать, пока мы спим.
Дала хмыкнула, покачиваясь в воздухе:
— Ну да! Я до смерти боюсь этой красноглазой нечисти, помру от разрыва сердца, если увижу хоть одну!
— Ты не можешь умереть, Балда Ивановна! — фыркнула я, проглотив последний кусок бутерброда. — И сердца у тебя, как такового, нет!
— Откуда ты знаешь?! — обиделась Дала. — Ты что, специалистка по химерам?
Олена шикнула на нас, поправляя покрывало на тихонько сопящем Весене:
— Разгалделись, сороки! Лучше бы спали, а то завтра стонать начнёте, когда придётся идти!
— Мне без разницы! — быстро ответила Дала. — Я стонать не буду!
— Я буду, — буркнула я, откидываясь на покрывало. Ноги уже начало крутить от ходьбы, голову заволокло туманом, и я свернулась в клубочек, спасаясь от холода. Тёплые руки обняли меня, большое тело прижалось сзади, согревая. Хоть на земле и было твёрдо, я закачалась на мягких волнах, уплывая в страну снов…
Мрамор повсюду. На стенах, на полу, на потолке. Высоченные колонны. Свечи, тысячами облепившие низкие столики. В темноте не разглядеть очертания огромной залы, видно лишь то, что огонь свечей любезно показывает глазам. И холод, всепроникающий, внутренний, от которого не спрячешься под тёплой одеждой.
«Это только сон!» — попыталась успокоить саму себя я, но верилось с трудом. Нежить, жравшая оборотней в таверне, тоже показалась мне глюком. А что из этого вышло?
Я сделала несколько шагов по скользкому мрамору, дрожа от холода и нехорошего предчувствия. И увидела трон. Хорошенький такой, миленький трончик, монументальный, с высокой спинкой, сложенный из костей. Надеюсь, не человеческих! И пустой. Только потом я заметила маленькую, съёженную женскую фигурку на полу, прислонившуюся к одной из ножек. Но раньше у девушки были светлые кудряшки и голубые глазки куклы Барби. Теперь волосы стали чёрными, как смоль, а радужки горели алым пламенем.
Жанна смотрела с неожиданной для неё ненавистью, исподлобья, словно обвиняя меня в чём-то. Мне стало ещё страшнее. Что с ней случилось? Странная одежда, тёмная, тусклая, босые ноги, на шее ошейник с шипами, как у злобной собаки. Или… рабыни?
Я хотела приблизиться к ней, но не могла больше и шагу ступить — словно уткнулась в невидимую преграду, мягкую и пружинящую, как резина. Жанна неожиданно оскалилась, приподняв верхнюю губу и показав длинные острые клыки. Вампир? Её превратили в вампира? Зачем? Ибо кто, я уже себе слегка представила, но зачем?! И вдруг услышала голос:
— Уходи… Оставь меня одну!