На краю скалистого обрыва стояли семь стариков. Ночь уже почти накрыла Заоблачность, только отблески заката кое-где еще подкрашивали розовым цветом пики гор, создавая иллюзию горящих в небе факелов. Воды семи водопадов, которые прежде с грохотом падали вниз, где в извилистом ущелье текла бурная река, как грозди свисали над седыми головами старейшин. Авон держал на руках Одежавель. Она была напугана и сидела очень тихо, вцепившись пальчиками в его костлявую руку. По ее припухшему личику и покрасневшим глазам было заметно, что совсем недавно она плакала. Авон бросил печальный взгляд на малышку, сердце его разрывалось на части. Им пришлось силой забрать принцессу у Армариуса, который отчаянно сопротивлялся, не желая расставаться с принцессой. Авону пришлось применить магию, и только тогда им удалось обездвижить и связать бедного Хранителя. Он умолял их одуматься и не причинять ей вреда. Изо всех сил он пытался освободиться, но только причинял себе боль. Да, Армариус понял, чего хотят старейшины, и горю его не было предела, но Авон и его братья были непреклонны, они решили принести Одежавель в жертву благополучия их мира.
Глава 11. Ставленник
Н имбус открыл глаза и увидел перед собой Млечный Путь. Тупая пульсирующая боль заставила его зажмуриться. Голова его была словно опустошена. Последним его воспоминанием был ручей, из которого он хотел напиться.
– Надо же, я так крепко уснул, что проспал до ночи! – подумал Нимбус. Когда его глаза привыкли к темноте, он понял, что находится в темной комнате, а то, что показалось ему россыпью звезд, был всего лишь серебристый мох, который зачастую можно было увидеть на стенах и потолках хижин жителей Заоблачности. Нимбус удивился своему открытию, но попытки вспомнить, как он оказался здесь, причиняли сильную боль. В углу, у наглухо закрытого чем-то черным окна, он услышал шорох и сел. В полумраке, при тусклом свете серебристого мха, он различил силуэт старика, который смотрел в темноту окна. Нимбус сразу узнал его, но никак не мог вспомнить, откуда ему знаком этот старик, его прямой нос, благородное лицо, испещренное глубокими морщинами, длинные седые волосы, небрежно лежащие на сутулых плечах.
– Здравствуйте! – тихо произнес Нимбус, и его голос показался ему чужим. Старик не обернулся. – Здравствуйте! – чуть громче повторил он, но старик снова не отозвался. Тогда Нимбус поднялся. Облако, служившее ему ложем, закачалось от резкого движения. Он подошел к старику, который продолжал смотреть в одну точку, не обращая внимание на шаги за своей спиной. Нимбус увидел, что на окне нет покрывала, а то, что ему казалось им, была всего лишь черная дымка, заполнившая оконный проем. Он сделал еще пару шагов и остановился, услышав звуки открывающегося замка. Обернувшись на звук, он увидел в дверном проеме, освещенном светом Луны, силуэт, один в один похожий на старика у окна.
– Нимбус! Мальчик мой! – произнес старик у двери и быстро, опираясь на посох, сплетенный из серебристых прутьев, подошел к Нимбусу. Старик у окна так и не обернулся. Амарус обнял ничего не понимающего Нимбуса, и так стояли они, обнявшись, какое-то время.
– Мы разве знакомы? – с трудом произнес Нимбус, скованный объятиями Амаруса.
– Ты снова не узнал меня, сын мой! Нимбус! – в голосе Амаруса послышалось разочарование, и он еще крепче обнял Нимбуса. – Это ничего! Память вот-вот вернется к тебе, и ты вспомнишь все! Пойдем! Ты должен увидеть это! – Амарус взял мальчика за руку и вывел из хижины. Нимбус едва поспевал за ним. Преодолев небольшую поляну перед хижиной, они оказались на берегу большого озера. Вода в нем показалась Нимбусу неестественно черной, и он почувствовал ледяной холод, исходящий из его недр. Над озером, изогнувшись дугой, висел бревенчатый мост, соединяющий оба берега. Они вышли на его середину и остановились. Нимбус, еще недавно едва привыкший к полумраку хижины, зажмурил глаза. Свет Луны был настолько ярким и пронизывающе холодным, что на его глазах выступили слезы.