Запад-36 (СИ)

А тут, как назло, не успели мы пройти и пяти километров, налетел порывистый ветер, и разверзлись хляби небесные. Ратьеры накинули на головы капюшоны, целиком закутавшись в кожаные плащи. Пехотинцам приходилось стоически переносить непогоду. Кожаные куртки встречались в основном в ветеранских смоленских полках, где даже рядовые стали регулярно получать жалование, да и прошлогодние «боевые» были ими спущены не только в кабаках.

Ливень мгновенно превратил грунтовую дорогу в грязевую трясину. Конфискованные у местных телеги наравне с нашими пушечными лафетами то и дело застревали, колёса проваливались в наполненную водой колею. Так, черепашьим ходом, добрели до ближайшей поляны с деревушкой, где и остановились пережидать непогоду. К вечеру ветер и дождь стихли, но небо было по — прежнему обложено тучами. Когда немного подсохло стали разжигать костры, разбивались палатки. Над огнём развешивалась для сушки сырая одежда.

Низкие, тяжёлые облака утром следующего дня угрожающе повисли почти недвижимо на вершинах деревьев, но дождь, к счастью не возобновлялся, поэтому поход был продолжен.

— Государь! Обнаружили литовцев! — пробился ко мне весь заросший грязью комроты из разведки. — Возле Бражуле есть священная роща — капище. Там их скопилось больше десятка тысяч!

— Как считали? — вклинился в разговор Клоч.

— С вечера, по кострам. Да и обозных телег там утопло две — три сотни штук. Все окрестные деревни как вымерли.

— Вооружение, конница?

— В основном все босые пешцы, вооружены копьями, топорами, охотничьими луками. Конных дружинников сотни три — четыре наберётся, не больше.

— Войска устали, — выдал я после минутного раздумья, — ищите место, где нам стать лагерем. Отдохнём, подождём пока грязь подсохнет. Разведаем пути подхода к литовцам, а затем уж навалимся на них всей силой.

Через пару часов подходящее место для разбивки лагеря было найдено. А большинство свободных от нарядов, развалившись в своих палатках, спали «без задних ног», совсем выбившись из сил. Неудивительно, ведь переход происходил по местности со сложным, пересечённым рельефом, к тому же земля была ещё влажная после недавнего сильного дождя. А я зарёкся предпринимать летние походы в эти заболоченные и поросшие бурьяном дикие земли.

На следующий день в путь войска так и не тронулись, опять зарядил проливной дождь. Потом ещё трое суток с моря к нам тянулись тяжёлые дождливые тучи, заливая отрытые землянки, вызывая непрекращающуюся капель в намокших палатках. Хорошо, что было лето, осенью при такой погоде, уже половина армии слегла бы от простуды.

Литовцы тоже не сидели сложа руки. Обнаружив нас, они стали совершать ночные вылазки в лагерь, вырезая сторожевые заслоны. Незаметно пробравшись на дистанцию стрельбы, они немедленно начинали обстреливать спящий лагерь стрелами. Это сеяло тихую панику и вызывало неразбериху среди спящих воинов. Отлавливать этих «лесных братьев» было крайне сложно, они просто бесследно растворялись в ночном лесу.

На четвёртый день наконец — то выглянуло солнце. Утопающий в грязи лагерь начал быстро просыхать. По подсохшей дороге от речного лагеря начали подходить, под усиленной охраной, обозы с порохом и артиллерией.

Ещё через три дня по раскислой болотной земле были наведены гати. Они требовались, прежде всего, для перевозки артиллерии к литовской крепости. Сами литовцы не чинили никаких препятствий переправе. С флангов атаковать, из — за наличия болот, они не могли, а в лоб пока не решались.

Только через двое суток, с того момента как мы снялись с лагеря, войска подошли к злосчастной литовской цитадели. Полки авангарда, упёршись своими флангами в леса и болота, сходу вступили в бой. Впереди двигалась трёхфунтовая артиллерия, а за первой линией полков — двенадцатифунтовая. Бронзовые единороги открыли частый огонь ещё за километр от противника. Они забрасывали через головы наступающих впереди полков ядра и картечные гранаты, целясь в самую гущу беспорядочно колышущейся литовской пехотной массы. Когда до истекающего кровью противника, в чьих рядах по — прежнему продолжали рваться шрапнельные снаряды, оставалось метров двести, полки остановили своё наступление и в дело вступили лучники. В небо поднялась, а затем неумолимо обрушилось на литовцев целая туча стрел. За щитами смогли укрыться только первые ряды бросившихся на нас литовцев, остальные их просто не имели. Трёхфунтовые пушки открыли огонь ближней картечью, а к лучникам присоединились арбалетчики, выцеливая редкие хорошо бронированные цели. В это время двенадцатифунтовая артиллерия перевела огонь на виднеющийся вдали литовский лагерь, перемешивая телеги и шатры с землёй.

Такой чудовищной плотности огня противник не выдержал, литовское море схлынуло, оставляя после себя многие сотни замерших неподвижно или корчащихся в агонии на земле тел. До шеренг пикинеров добежали не больше двух — трёх сотен запыхавшихся литовцев, которые сразу же на месте, были насажены на пики или расстреляны двинувшимися по команде вперёд полками.