Запад Беларуси: исторический пазл

Поистине, Брест-Литовская конференция была самой причудливой комбинацией, какую могла создать история: по одну сторону стола — представители могущественного тогда милитаризма, насквозь проникнутого победоносным солдафонством, кастовой надменностью и величайшим презрением ко всему не истинно гогенцоллернско-прусско-немецкому; по другую сторону — представители пролетарской революции, вчерашние эмигранты, которые в Берлин Гогенцоллерна въезжали не иначе, как с фальшивым паспортом в кармане.

После нашей формальной капитуляции в Брест-Литовске, германский империализм не продержался и 9 месяцев. История доставила нам недурной реванш — пока ещё, правда, далеко не полный: во-первых, партия Либкнехта и Люксембург не вырвала ещё власти из рук лакеев, временно пришедших на смену господам; во-вторых, победители наших бывших победителей ещё не побеждены. Англо-французский империализм ещё не только жив, но и опасен.

Германский империализм вступил с нами в переговоры, ибо надеялся справиться с нами без труда. Англо-французский империализм не верит себе и потому боится нас. Если для того, чтобы опрокинуть австро-германский империализм, истории понадобился этап Бреста, то это вовсе не значит, что, уходя от Бреста, англо-французские хищники уйдут от гибели. История изобретательна, и в распоряжении её имеется много методов и средств, а мы не доктринёры и охотно примем гибель наших врагов, независимо от того, в каком виде она обрушится на их головы».

В этом тексте Лев Давидович, конечно же, демонстрирует отличный пример классовой нетерпимости и неукротимой решимости бороться с коллективным Западом, который, в данном случае, обозначен как некая группа буржуазных угнетателей, но сущностно Троцкий здесь выглядит апологетом всё той же идеи войны России и Европы, которая никак не может окончательно остаться лишь предметом изучения историков, потому что время от времени обретает плоть и кровь в виде реальных боестолкновений. Так или иначе Льву Давидовичу не удалось увидеть гибель «англо-французских хищников», и дело даже не в том, что и спустя сто лет после создания его текста эти хищники продолжают процветать. Быть может, если бы Троцкий имел возможность прожить столько же, сколько ветхозаветный Ной, то и дождался, наконец, падения клятых буржуа — кто знает. Однако сам Лев Давидович лишился, как известно, даже теоретического шанса поставить рекорды и удивить геронтологов, по причине гибели от рук… нет, не классово чуждых империалистов, а агента его бывшего соратника, товарища Сталина.

Что касается Брестского мира, то здесь Троцкий, по мнению автора, разыграл неплохую комбинацию и в итоге победил в Гражданской войне, закрепив власть большевиков. Победителей не судят — говорят люди, хотя здесь вспоминается ещё одно, в своё время популярное выражение: «Врёт, как Троцкий!»

Кластер 3. Крупнейший город на Западе Беларуси

Фрагмент 22. Белорусская Гранада

После захвата Гродно немецкими войсками, в период Первой мировой войны, новая администрация, естественно, начала обустраиваться на подконтрольных территориях, хотя шаткость её положения была очевидна самим немецким военным. Одним из важных элементов своеобразной нормализации городской жизни стал выпуск немецкоязычной газеты «Grodnoer Zeitung», в которой авторы, с мастерством опытных журналистов, стали вписывать город в контекст немецкой нации, указывая на различные немецкие следы в городе над Неманом. Внимание читателя обращалось и на фамилию Антония Тизенгауза, и на памятники гродненского лютеранского кладбища, и на другие элементы, которые можно было более-менее органично встроить в новую, немецкую культурную парадигму города. Эти заметки представляют немалый интерес для историков поскольку содержат некоторые уникальные сведенья. В данной книге автор посвятит три главы цитатам из «Grodnoer Zeitung». Это первая из них, в которой описывается, среди прочего, штурм города:

«Во время войны часто приходится слышать, что она иногда кажется сном тем, кто ее переживает, слышать это от людей, которые в целом склонны мыслить вполне трезво и действительно разумно. Вполне может быть, что от непривычности, привнесённой в бытие людей могучими внешними переживаниями, многие ощущают более, чем прежде, сновидческую, мимолётность нашего бытия.

Каждый раз, когда я снова вижу Гродно, я чувствую иллюзорность нашего существования. Чувствую уже от дрожащего железнодорожного моста, который мы протянули высоко над Неманом и его глубокой долиной, на месте старого, взорванного русского моста, этого когда-то дивного чуда техники, для завершения которого французским инженерам при царе Александре понадобилось много лет. Наши первооткрыватели построили новый за несколько недель.

Местные жители и их домашний скот на фоне взорванных мостов.