Запад и Восток

Но перчатки — это довольно часто нужно и иногда весьма полезно, а вот чего такого нужного и полезного в воротничке? Разве что голову заставляет держать очень высоко, чтобы лишний раз не травмировать шею. Насколько я понимаю, полвека назад воротничков отдельно от рубашек не существовало. В условиях девятнадцатого века, в городе с его пылью и смогом, да еще при более низких, по сравнению с двадцать первым веком, гигиенических требованиях, траурная кайма на внутренней стороне воротника появлялась быстро, и, если вы были озабочены своим внешним видом, рубашку следовало немедленно отправлять в стирку. И вот на это стадии наступали проблемы, потому что хоть стиральную машину уже изобрели, с переработкой грязной одежды в чистую по-прежнему были проблемы вполне средневековые.

В двадцать первом веке, если человек ходит в мятой рубашке, это уже не всегда означает, что он неряха и вахлак, а может означать то, что он стильно носит натуральные ткани, а не банальную синтетику.

В девятнадцатом веке никакой синтетики пока еще не было, и человеку стильному приходилось выделяться как раз наоборот за счет того, что его совершенно натуральная одежда выглажена без малейшей складочки и его белье, что называется, белее белого, а не серенького застиранного цвета. Для рубашек обе задачи решались накрахмаливанием, а этот процесс вовсе не был банальной побелкой, как порой представляется людям несведущим.

При глажке на поверхности накрахмаленной ткани получается слой полимерной пленки, то есть, фактически, такая ткань представляет собой композитную пластмассу. Пленка защищает волокна ткани от загрязнения, принимая всё на себя, и вдобавок поддерживает опцию «наглаженности». При этом никаких специальных растворителей вроде ацетона или уайт-спирита не надо — крахмал преспокойно смывается с водой, ткани остаются такими же беленькими, каким лежали на полке в магазине, а поскольку при стирке волокна не повреждаются, чтобы вытащить из них грязь, вещи, подвергаемые крахмалению, и служат дольше.

Но какую-нибудь простыню или наволочку накрахмалить просто, а вот с рубашками должен был работать настоящий профессионал. Во первых, если накрахмалить воротник, как всю рубашку, то он сразу потеряет форму. Если же всю рубашку накрахмалить, как воротник… хм, вы когда-нибудь ходили в рубашке из картона? Во-вторых, и наглаживать крахмальную рубаху — тот еще геморрой, требующий специальных приспособлений. Поэтому белые крахмальные воротнички были доступны лишь людям богатым или, по крайней мере, зажиточным.

В общем, ничего удивительного, что в конце концов у кого-то не выдержали нервы и он решительно отделил рубашку от воротника.

И пошло-поехало. Теперь любой мужчина мог делать вид, что у него полным-полно разных рубашек, всего лишь имея набор воротников разных форм. И крахмалить эти отдельные воротники стали еще крепче, так что к концу 1860х годов этот аксессуар мало отличался по жесткости и глянцу от полоски тонкого белого пластика, превосходя по качеству картон такой же толщины. Попытки делать воротники из картона тоже были, но они не выдерживали никакой критики.

И доступна такая стильность была теперь людям даже не очень зажиточным, там что любой мало-мальски себя уважающий себя мужчина старался обзавестись такой красотой.

Помнится, в книжках я читал про целлулоидные воротники, но об этом факте из будущего я старательно помалкивал. Нет уж, пусть эти орудия пытки выдумывает и внедряет кто-то другой… и все чаще мне казалось, что этим изобретателем будет кто-то из окружения Фицджеральда, ибо с моей подачи именно Фицджеральд становился отцом «пластмассовой» промышленности США. Во всяком случае, по моим сведениям пока никто кроме него в Штатах целлулоидом как материалом еще не заинтересовался.

Глава 8

Местом работы в Нью-Йорке Квинта определил нам выставку Американского института поощрения науки и изобретений, который, несмотря на громкое название, был всего лишь ответом нью-йоркцев на основание в Филадельфии в 1824 году Института Франклина: «С целью дальнейшего развития ресурсов союза, повышения национальной независимости, пробуждения изобретательности и трудолюбия людей и тем самым повышения благосостояния общества в целом», — написали тогда в пенсильванских газетах. Известное дело, Филадельфия — культурная столица США, и угнаться за ней трудно, но в Нью-Йорке, который в те годы богател прямо на глазах, решили поднапрячься и тоже основать общество поощрения изобретательства и всяческих наук. Ну и понятное дело, "Нью-Йоркский" в названии как-то не звучит, а вот "Американский" — это в самый раз будет. Догоним и перегоним Филадельфию, как-то так.

К тому времени, как сюда приехали мы, Институт уже имел солидную научную библиотеку и каждый год проводил грандиозные ярмарки-выставки — обычно осенью, а в прочее время — просто выставки калибром поменьше и более специализированные. Мы как раз в такую сравнительно небольшую выставку и вписались: "Машины и оборудование для деловых людей и делопроизводства".