Мы проанализировали основные особенности вероучения западного христианства и его социальных концепций. Настало время попытаться выяснить, как взаимосвязаны эти особенности с западным менталитетом и западным образом жизни.165
Основной вывод, который мы формулируем, состоит в том, чтоОставив не увенчавшиеся успехом усилия по осмыслению бытия троичных Ипостасей в аспекте Их личных свойств, римо-католическое богословие, ориентированное на западное массовое сознание и само являющееся его плодом, по сути перестает претендовать на раскрытие в доступном тварному разуму объеме знания о Первой Божественной Ипостаси, постулируя Ее бытие как проявление абстрактной и невыражаемой Божественной Сущности.
Все доступное человеку знание о Боге в основном сосредоточивается для католиков в представлениях о Боге-Сыне. В латинском богословии это выражается в усвоении Ему приближающей Его к Отцу способности изведения Св. Духа, в определении различий ипостасных свойств Лиц Св. Троицы только через логическое противопоставление, в подавлении личностных отличий Ипостасей Их общей Божественной Сущностью, в удалении за счет этого на отдаленный план единоначалия Отца, в сохранении за Третьей Ипостасью сугубо функционального значения.
В имеющем очевидную связь с сотериологией церковном благочестии как непосредственном восприятии христианского учения сообществом верующих это находит проявление в особом почитании Бота-Слова и всего, что связано с Его земным бытием; в эклессиологии – в специфическом соотношении римской Церкви и общины, о котором также говорилось выше.166
Практика – критерий истины?
Как упрощенно и прагматично мыслящим готам, бургундам и лангобардам было недоступно совмещение представлений о Единобожии и о Троичности Бога, что вылилось в принятие ими арианской ереси, называвшей собственно Богом только Бога-Отца, так и западным христианам Средневековья, а равно их наследникам – современным католикам, – мыслящим, безусловно, и утонченно, и логично, но по-прежнему не менее прагматично, помышление о мистических тайнах внутреннего бытия Св. Троицы представляется неудобоносимым бременем.
Однако искаженное или, как минимум, усеченное восприятие христианской триадологии, фактическое устранение из религиозного сознания учения об ипостасном бытии Святого Духа, самоограничение богообщения учением о тварности благодати, гипертрофированность авторитета Церкви, то и дело оборачивающаяся ненавистью и агрессией по отношению к ней, невзирая на ее самые благородные и жертвенные усилия, а в общем итоге – существенное обеднение религиозной жизни и религиозного чувства, – выглядят слишком дорогой ценой за подобное упрощение богословия.
Справедливости ради следует заметить, что католическое мировоззрение не исключает созерцательную направленность мышления, устремленность индивида к углублению собственного покаянного потенциала и к самосовершенствованию (как известно, одно из наиболее знаменитых аскетических творений Православия – «Невидимая брань» Никодима Святогорца – это адаптированное с учетом догматических различий в вероучениях переложение труда латинского монаха Лоренцо Скуполи).167
Изложение католической сотериологии некатолическими авторами выглядит иногда несколько упрощенно; ее стержневая идея об ущербности человеческой природы и всемогуществе действия Божественной благодати, требующего, тем не менее, волевого усилия индивида для восприятия последней и ее даров, не так уж далека от православного понимания. Основное и решительное отличие состоит в завышенной оценке католическим богословием собственных возможностей человека (который, на католический взгляд, недостаточно хорош, чтобы самостоятельно устремиться к Богу, но и не настолько плох, чтобы Бог не направился к нему), вследствие чего концентрация нравственных и физических возможностей человека происходит на «среднем» уровне.