Запад-Россия. Тысячелетняя Война

Такое видение мира — Weltanschauung — приобрело огромную популярность. В результате политического объединения скорость демографического и экономического роста Германии поражала воображение. В то же время реализация национальных амбиций буксовала из-за невозможности овладеть колониями. Этот конфликт динамичного развития и сдерживания колониальной экспансии станет причиной всеобщего разочарования нации, которое проявлялось все ярче и высказывалось все громче.

Многонациональная и космополитическая Россия: пример, которому не стоит подражать

В таком специфическом контексте и расцвела немецкая русофобия. Действительно, в сознании народа, живущего в симбиозе со своей землей и национальным государством, нет места другим народам и чуждым культурам. Многонациональная Российская империя с ее нечеткими границами развивалась медленно, словно пятясь после каждого сделанного шага. Этому примеру на рубеже XX века немцы подражать не стремились.

В 2010 году вышла в свет книга Троя Р. Э. Пэддока, профессора Университета Южного Коннектикута, специализирующегося на современной европейской истории. В ней он детально описывает процесс становления идеи «русской угрозы» в Германской империи в 1890–1914 годах[259]. В то время для немцев было свойственно обостренное чувство национального государства. Исследователь показывает, как меньше чем за четверть века под влиянием стереотипов немецкое общество приняло русофобию и было уже морально подготовлено к войне. Основным каналом распространения антирусских настроений стали школы и система образования в целом, пропитанная идеями пангерманизма. В августе 1914 года немецкие газеты открыто говорили о «войне с Россией» — таковы были общественные настроения. Подразумевалось, что Россия при поддержке Франции сама развяжет столь желанную ей войну[260].

Путь постепенного формирования русофобии в немецком общественном сознании наглядно показан на примере истории Ганса Касторпа, героя романа Томаса Манна «Волшебная гора». Из-за своего увлечения русской красавицей Клавдией Шоша он постоянно выслушивает «проповеди» своего итальянского наставника Лодовико Сеттембрини, который учит его отличать хороших русских от плохих, «до известной степени варваров — словом, нецивилизованных».

«В здешней атмосфере, между прочим, слишком много Азии — недаром тут так и кишит типами из московитской Монголии. Вон те люди, не ориентируйтесь вы в душе на них, останавливайте себя, не позволяйте себе заражаться их взглядами, напротив, — противопоставляйте им свою сущность, свою более высокую сущность, и свято берегите то, что для вас, сына Запада, божественного Запада, сына цивилизации, по натуре и по происхождению свято, например — время!

Эта щедрость, это варварское безудержное расточение времени — чисто азиатский стиль, — может быть, поэтому сынам Востока так и нравится здесь. Вы не заметили, что когда русский говорит „четыре часа“, это все равно что кто-нибудь из нас говорит „один“? Разве небрежность этих людей в отношении времени не связана с безмерностью пространства, которое занимает их страна? Там, где много пространства, много и времени — недаром про них говорят, что это народ, у которого есть время и который может ждать»[261].

Именно после такой подготовки герой Томаса Манна, спустившись с гор близ Давоса летом 1914 года, попадает в самое пекло мировой войны.

Идея русского «варварства» прекрасно подходила немцам, поскольку питала их чувство культурного превосходства. Авторитаризм, неэффективная и коррумпированная бюрократическая система, нищая деревня, отсталая экономика, безграмотность — все эти темы были в широком ходу у немецких журналистов до 1914 года. Впрочем, с тех пор мало что изменилось.

Русофобия в немецких школьных учебниках